Харпер нагнулась к Джону, скрючившемуся на боку. Проверила пульс – ровный и медленный. Харпер дрожала. Сначала думала – от горечи, но, заговорив, сама поняла, что от ярости.

– Вы с Кэрол убили Гарольда Кросса.

– Я в него не стрелял. Бен Патчетт стрелял, – сказал Майкл. – Я собирался, а потом понял, что будет лучше, если это сделает Бен. И отдал ему винтовку. К тому же в последние пару месяцев, что Гарольд был тут, он даже начал мне нравиться. Научил меня в шахматы играть. Да, я тоже не бесчувственный. Мне правда не хотелось стрелять в него.

– Это ты помог ему удрать из лазарета, – сказала Харпер. – Но в своем блокноте он называл тебя… – Тут она вспомнила… «ДЖР»; Гарольд все писал прописными буквами, словно кричал, и она, естественно, решила, что это инициалы Джона Руквуда. Теперь ясно, чем Майкл напоминал ей племянника. Снова подсознание махало ей флагом, пытаясь подсказать, что общего у Майкла с милым, ясноглазым Коннором Уиллоузом. – Он называл тебя Джуниор-Младший.

– Ага. Так обычно Гарольд и звал меня: Майкл Линдквист Джуниор. По правде говоря, папаша мне ничего и не дал, кроме своего имени да пары подзатыльников.

– Никто не поверит, что я три месяца боролась за жизнь отца Стори только для того, чтобы убить его теперь, – сказала Харпер.

– Поверят. Вы уже несколько раз пытались тайком уморить его, кололи ему инсулин, чтобы вызвать приступ. Между пальцами на ноге. Но потом вы не смогли продолжать, потому что тут был Ник, и он все время за вами следил. Вы перепугались и сорвались. – В одной руке Майкл все еще держал винтовку, нацеленную на Ника. Другой рукой он ухватил короткие светлые волосы Харпер и резко дернул. – Это важно. Важная деталь. Не забудьте. Вы кололи ему инсулин. Надеялись, что смерть будет выглядеть естественно. А еще вы во время операции ткнули ему сверлом в мозг. Вы делали все возможное, чтобы прикончить его, но он был защищен.

– Чем защищен? – спросила Харпер.

– Защищен Светом, – совсем просто пояснил Майкл. – Его разум и душа больше не хранятся только в теле. Они в драконьей чешуе на его коже. Они вечно будут храниться в Свете, как скопированные файлы на внешнем жестком диске. Он написал в записке, что Свет охранял его все эти месяцы. Я заставил его, прежде чем убить. Я мог бы и сам написать, но подумал, что лучше, если будет написано его почерком. Записка под подушкой. Я сделаю так, что Кэрол найдет ее.

Майкл взял с полки шприц и протянул Харпер.

– Сделайте себе укол. Только не в запястье и не в шею. Прямо в круглую задницу. Пусть видят, что я подкрался к вам сзади.

– Не буду.

– Ну, тогда вы, наверное, попытались отнять у меня винтовку, и Ник получил пулю, когда мы боролись, – сказал Майкл. – Сколько усилий вы мне сэкономили бы, если бы погибли несколько месяцев назад, как и задумывалось. Я звонил Береговым сжигателям, когда вы отправились домой за медицинскими припасами. Не знаю, как это они вас не нашли. Я звонил в ту ночь, когда собирались грабить «Скорую». Непостижимо, что вы сумели ускользнуть оба раза.

– Как ты мог звонить? Я думала, Бен собрал все телефоны.

– А кого, по-вашему, он послал их собирать? Я оставил себе парочку.

С удивлением и отвращением Харпер спрашивала себя: как можно было хоть на мгновение поверить, что у Ковбоя Мальборо может быть какой-то дар прорицания, какой-то сверхъестественный доступ к тайным знаниям. Ясно же, что любой ребенок из тех, что она лечила в школьном медпункте, не купился бы на такой бред.

– Хватит трепаться, – сказал Майкл. – Колите.

Харпер взяла шприц и посмотрела на прозрачную жидкость внутри.

– Что это?

– Версед. Годится? Нашелся у вас среди сильнодействующих. Я в седативных спец. Я усыпил Алли… в тот день, когда мы избавились от Гарольда. Нужно было позволить толстяку ускользнуть из лагеря, а она была на посту. Но тогда у меня была лунеста, которую моя мама держала в аптечке, и я знал, что делаю, когда добавлял ее в кофе.

– Майкл, пожалуйста. Я на восьмом месяце. Я не знаю, как подействует на ребенка версед. Представления не имею.

– Не важно, как он подействует. Ребенка мы будем любить, даже если родится отсталый или убогий. Кэрол будет о нем заботиться и воспитает правильно. Весь лагерь поможет. И не беспокойтесь. Я знаю свою любимую. Кэрол вырежет ребенка из вас, прежде чем вас казнят. Вытащит и будет любить как собственного. Я нашел в лагерной библиотеке медицинскую книжку, где описано, как делать кесарево сечение. Вроде бы ничего сложного. Готов поспорить, мы с Доном Льюистоном справимся. Дон явно не захочет помирать вместе с вами и Пожарным. Хватит. Колите. Я не намерен болтать. Я намерен действовать.

– Если возьмешься за кесарево сечение без медицинского образования, ты убьешь и меня, и ребенка.

– Да не. И потом. Мы не будем вас усыплять. Будете сами руководить операцией. Будете ведь?

– Господи, – прошептала Харпер, и первая горячая слеза прокатилась по щеке. – Как ты можешь так поступать с Алли? Убить ее дедушку. Угрожать брату. Она любит тебя. Я думала, и ты любишь ее.

– Люблю в каком-то смысле. И все же она не Кэрол. Кэрол еще девственница. В тридцать лет она хранит себя. Она хочет, чтобы я стал тем самым мужчиной. Говорит, что ждала меня всю жизнь.

Он говорил вдохновенно, глаза странно сияли. И Харпер вспомнила: Бен рассказывал, что видел, как Майкл и Алли неистово лизались за церковью, в ту ночь, когда отцу Стори разбили голову. Разумеется, в темноте было легко спутать племянницу и тетю. В кино их даже могла бы играть одна актриса.

– Том сказал, что дочь ни за что не навредила бы ему. Я не думаю, чтобы он ошибался, – сказала Харпер.

И с удивлением увидела пятна румянца на щеках Майкла. Он приложил палец к губам, как будто призывая к молчанию.

– Да я это сделал сам. Кэрол сказала: отец Стори знает, как мы обошлись с Гарольдом, но она уверена: поразмыслив как следует, он поймет, что мы были правы. А потом я встретил вас всех, когда вы отправлялись спасать заключенных. И по дороге к берегу отец Стори отвел меня в сторонку и предупредил: мы запрем мать Кэрол, когда вернемся. Запрем, а потом отправим в ссылку. Он был очень расстроен. Я рассудил, что будет проще всего, если он умрет во имя лагеря. И представляете: у этого шарлатана оказалась ужасно твердая голова. Я ударил его дубинкой с такой силой, что можно было разбить арбуз в кашу, а он оставался на ногах еще секунд десять. Стоял и только покачивался, глядя на меня с удивленной улыбкой.

– Когда Кэрол узнает, что ты сотворил с ее отцом, она тебя убьет. Своими руками.

– Не узнает.

– Я скажу ей.

– Это будет ложь. Все, что вы скажете, будет ложью. И тогда уж точно Ник и Алли умрут с вами. Или позже. Не важно. Единственная возможность для вас спасти этих детей – броситься на собственный меч.

– Ты не можешь…