– Дэйв, Дэйв – с другой стороны!

Я просверлил голову не с той стороны.

Борясь с предчувствием неминуемой катастрофы, я сделал глубокий вдох, быстро обошел тело, встав с другой стороны головы, и повторил только что проделанную процедуру.

И снова никакой экстрадуральной гематомы. Вместе с тем у твердой мозговой оболочки был явный синюшный оттенок, указывавший на то, что на самом деле передо мной была субдуральная гематома. Она тоже может образоваться при сильной травме головы, только кровь вытекает не из артерии, а из вены, стремительно заполняя пространство между мозгом и твердой оболочкой. Мне было видно кроваво-синюю студенистую массу, указывавшую на то, что это была темная венозная кровь, а не ярко-алая артериальная. Я, как полагается, прижег твердую оболочку мозга каутером[21] и сделал еще один разрез. Наконец брызнула долгожданная струя крови, окропив мои брюки и ботинки.

В считаные секунды пациентка пошла на поправку: кровяное давление, до этого заоблачно высокое, стало падать, а дыхание – приходить в норму. Я настолько воодушевился, что проделал еще одно отверстие и смыл весь кровяной сгусток солевым раствором. Пока я это делал, зашел Питер, увидел, чем занимаюсь, и мы вместе закончили операцию, после того как он провел краниотомию, удалив значительную часть черепа, чтобы обнажить мозг и остановить кровотечение.

Помню, когда мы закончили, меня переполняло чувство абсолютной радости и озарения. Это было первое из двух откровений на заре моей карьеры. С того момента я уже не сомневался, что хочу стать хирургом.

Прежде же всего я почувствовал силу. Первым ее проявлением стал мой звонок, когда мне удалось отстоять право у профессора хирургии провести операцию, потому что моя была важнее, но это не шло ни в какое сравнение со спасительной силой хирургии, способной с помощью определенных методик разрешить или предотвратить последствия возникшей физической проблемы.

«Вот в чем, – подумал я, – и состоит вся суть. Вот чему я хочу посвятить свою жизнь».

Кроме того, этой был мой первый урок по поводу того, насколько важно быть решительным. Хирургу зачастую приходится принимать быстрые и четкие решения, и порой, разумеется, ставки невероятно высоки – может буквально стоять вопрос жизни и смерти. Теперь же я знал, что у меня есть все необходимое, чтобы действовать эффективно и отстоять свою точку зрения. Это придало мне сил.

После случившегося я был на седьмом небе от счастья и около часа ночи улегся в кровать с чувством, которого никогда прежде в жизни не испытывал. Это было чуть ли не божественное откровение.

Примерно час спустя меня вызвали снова, чтобы поставить на место выпавшую капельницу, и реальность вернула непревзойденного хирурга с небес на землю.

Второе откровение случилось два года спустя. Узнав, что я сдал итоговый экзамен и стал членом Королевской коллегии хирургов, родители повели меня в манчестерский ресторан отпраздновать, после чего мы пошли в кино. Отец, с которым я на тот момент был очень близок, уже видел этот фильм, но был от него в таком восторге, что хотел, чтобы я тоже его посмотрел. Увиденный в тот вечер фильм произвел на меня огромное впечатление.

«Поля смерти» – это история страшной гражданской войны в Камбодже между правительственными войсками и коммунистическими красными кхмерами. Камбоджийский журналист и переводчик Дит Пран спасает жизнь американскому журналисту Сидни Шанбергу после их ареста красными кхмерами. Некоторое время спустя во французском посольстве в Пномпене, куда были эвакуированы все иностранцы, предпринимается попытка спасти и Прана, поскольку всех образованных камбоджийцев арестовывали и убивали в рамках политики этнических чисток нового режима под названием «Нулевой год». Между тем попытка сделать ему западный паспорт терпит неудачу, и Прана отправляют в концентрационный лагерь, где он притворяется неграмотным. Совершив побег, он обнаруживает тысячи тел людей, убитых кровавым режимом.

В конце концов, преодолев множество трудностей, Дит Пран находит пристанище в больнице Красного Креста на границе Камбоджи и Таиланда и в прекрасной финальной сцене воссоединяется с Сидни Шанбергом. Шанберг просит у него прощения – хоть он и сдвинул горы в попытках найти Прана после своей эвакуации и возвращения в США, написав сотни писем с целью выследить друга, вынужден признать факт, что гнался и за карьерой, и ему сыграло на руку то, что Пран остался в опасности. «Нечего прощать, Сидни, – говорит Пран. – Нечего».

Этот фильм полностью завладел моим разумом и чувствами – к его концу я был эмоционально разбит и в машине всю дорогу до дома молчал, погрузившись в свои мысли, совершенно потрясенный увиденным на экране. Помню, как папа спросил, все ли со мной в порядке.

На следующий день я вернулся в кинотеатр, чтобы снова его посмотреть. Этот фильм зажег во мне какую-то искру. В нем были живо изображены ужасы войны – а я, наверное, всегда интересовался войной, начиная с рассказов отца о Бирме и заканчивая моей коллекцией сборных моделей самолетов. Но дело было не только в этом: фильм также демонстрировал невероятную силу человеческой любви и дружбы перед лицом невообразимых невзгод. Кроме того, я увидел в нем определенные параллели с текущими и минувшими событиями своей жизни. В одной запоминающейся сцене Пран тихо, но настойчиво умоляет жестоких и фанатичных красных кхмеров пощадить жизни его западных коллег – яркий пример силы вмешательства, когда человек отважно приходит на выручку другим. Там даже есть сцена, действие которой происходит в переполненной пациентами больнице в Пномпене, когда хирург, столкнувшись с осколочным ранением, сетует на нехватку крови для переливания – мне захотелось стать этим самым хирургом. Мне захотелось стать врачом-волонтером, чтобы, используя полученные знания в тяжелых и стрессовых ситуациях, вмешиваться в происходящее и приносить пользу.

Фильм нашел отклик еще и потому, что мне были близки показанные в нем невинные люди, которых третировали и ни во что не ставили. Мне довелось быть в похожем положении: я знал, каково это, и чувствовал, что фильм рассказывает и мою собственную историю. Именно слабым достается больше всех, тем более в современном мире.

Мне, определенно, понадобились бы широкие знания в области общей хирургии, которые я уже получал. И я понял, что было бы неплохо узнать как можно больше о сосудистой хирургии: если совершать поездки в опасные места, придется иметь дело с большим количеством пулевых и осколочных ранений, и без знаний о том, как правильно зажать кровеносные сосуды, попросту не обойтись.

Вместе с тем я не мог просто бросить все и уехать. С 1985 по 1992 год мне предстоял нелегкий путь становления консультантом, и я понимал, что должен довести это дело до конца, прежде чем смогу насладиться свободой и следовать тому, что теперь считал своим призванием. Воспоминания о «Полях смерти» и искре, которую они во мне зажгли, по-прежнему не давали покоя, но я знал, что, если не стану ждать и сразу брошу все, чтобы отправиться работать за границу, не получу необходимую высокую квалификацию.