Василий Петрович закрыл глаза и внимательно прислушался к дому: хлопали входные двери, поворачивались замки, в трубах шумели застенные стрижи, домовые ежились в дуплах (кое-кто из них припозднился со спячкой и только сейчас просыпался в норке за ванным шкафчиком; Василий Петрович недовольно покачал головой), скрипел старый паркет, повизгивал новый линолеум, кто-то ссорился, чья-то квартира пустовала в ожидании жильцов с работы и незаметно покрывалась пылью, Ганс открыл очередную бутылку колы и особенным своим зрением линовал пожелтевшую бумагу, вот Маричка широко распахнула дверь подъезда, заметила выбоину в ступеньке крыльца, пробежала по тротуару и улыбнулась Здравствуй. Вошла в подъезд. Остановилась в неуверенности возле лифта…

– Глубокоуважаемый… – Рука Марички зависла возле кнопки вызова. – Глубокоуважаемый, не будете ли вы так любезны довезти меня на седьмой этаж?

Маричка оглянулась на почтовые ящики, те безмолвно сжали рты и проницательно смотрели на нее десятками круглых бездонных глаз. Они только что перекусили оранжевыми скидочными листовками и настроены были благодушно.

– Как думаете, он меня впустит?

Ящики ничего не ответили, только нижний в правом углу глумливо показал длинный газетный язык.

Лифт протрещал недовольно, но все же спустился на первый этаж и приоткрыл для Марички только одну створку. Что ж, и на том спасибо, подумала она и протиснулась внутрь. Ей даже не пришлось нажимать на кнопку, лифт зло щелкнул подсветкой пуговицы седьмого этажа и медленно потянулся вверх. Жаль, что Муськи нет, без нее как-то боязно ехать внутри этого чудовища. А что если ему взбредет в голову остановиться посреди дороги… или свернуть не туда, или просто ухнуться вниз? Непонятно ведь даже, есть ли у него голова с умом или он просто таскается туда-сюда. Стоило Маричке подумать об этом, как ее тут же отбросило к правой стенке лифта: он тащился не наверх, а мчался куда-то влево, Маричка в ужасе кинулась нажимать все кнопки подряд. Лифт только жужжал и набирал все большую скорость. Что происходит?! Маричку болтало от стены к стене, она больно ударилась плечом и с шипением вскрикнула: «А ну хватит!» Лифт мгновенно остановился, швырнув Маричку об стенку другим плечом, и распахнул обе дверцы.

Маричка, сжав зубы, потирала плечо, морщилась и не торопилась выходить, только высунула голову с опаской – а вдруг двери лифта сработают не хуже французской гильотины, – огляделась по сторонам. Коленки дрожали, а в горле пересохло. Не стоило, пожалуй, пить ту колу у Ганса. Казалось, что пила она несколько часов назад. Но не мог же лифт мчать так долго: такими темпами можно оказаться где-нибудь в Азии! Как сейчас не хватает Муськи!

Лифт остановился не на лестничной клетке, а на сцене старого театра. Мощенный скрипучими досками полукруг, тяжелые запыленные занавеси, а в глубине – непроглядная темнота, только чуть освещены софитами первые ряды кресел. Маричка робко сделала шаг из лифта, тот предусмотрительно остался открытым.

– Ну и куда ты меня притащил? – прошептала Маричка и сделала еще один шаг.

Доски под ногой неприятно пружинили, как будто ступаешь не на пол, а на кочку посреди болота. Закулисье пряталось в тени, такой густой, что в ней можно было выпачкать пальцы. Пахло пылью и подпаленным шифоном (однажды Маричка передержала утюг на весеннем платке). Вокруг никого. Ни звука. Маричка вгляделась в зал.

– А вот и-и-и девочка! – прокричал кто-то прямо над ухом так громко, что Маричка отшатнулась и чуть не упала.

Над ней возвышался огромный тощий человек в сером. Он был таким высоким, что лоб уже сложно было разглядеть, глаза – две крохотные точки, прорезь рта то укладывалась в острую ухмылку, то расползалась в удивленно-восхищенный овал, запястья чрезмерно длинных рук походили на пауков, беспрестанно двигающих лапками в невесомости паутины. Серый костюм с алыми проблесками пайеток украшал несовременный плащ под стать цирковому фокуснику. Маричка подозрительно прищурилась, медленно стянула с плеч рюкзак и выставила его впереди себя наподобие щита.

Незнакомец, кажется, не собирался нападать, он просто рассматривал ее с высоты своего роста и неустанно менял гримасы.

– Здравствуйте, – неуверенно произнесла Маричка, – извините, мы, кажется, немного сорвались…

Маричка кивнула на лифт. Тот оскорбленно захлопнул створки дверей, но не двинулся с места. Неизвестный ухмыльнулся, отвесил шутовской поклон Маричке, затем лифту, затем в беспросветную глубину «театра».

– Что вы, что вы! Я вас так ждал, прямо не спал ночей, прямо каждую минуточку ждал – не мог остановиться ждать! Так хотел с тобо-о-ой поговорить!

Голос незнакомца, высокий и быстрый, то срывался на шепот, то переходил в актерствующий визг. Маричка плотнее прижала рюкзак к груди. Она боялась себе признаться, но эта манера говорить страшно пугала и настораживала. Она не отказалась бы прямо сейчас иметь в руках что-то потяжелее рюкзака, в котором, как назло, сегодня не было учебников: очередь Светки таскать талмуды… А еще было что-то отталкивающе знакомое в нем, как будто ты пересмотрел уже все ужасы про нашествие пауков, но вот такого большого и мохнатого зверя видишь впервые. Маричка поежилась.

– Вы хотели со мной поговорить? – Интуиция подсказывала, что с незнакомцем нужно быть вежливой. – Я с удовольствием. А о чем?

– Так, обо всем понемножку. Знаешь ли, когда девочка начинает внимательно смотреть и многое замечать, с ней можно говорить бесконечно, ведь она так много уже увидела! Что ты сегодня увидела?! – Существо резко наклонилось к Маричке и вонзилось в нее взглядом крошечных глазок так, что у Марички от ужаса пересохло в горле, она закашлялась до слез, прежде чем смогла сделать вдох. Чудище смотрело на нее, не отводя овальной, вытянутой вверх головы в капюшоне алого плаща. – Что ты увидела, Маричка?

– Ни… ничего особенного. – Маричка наконец овладела голосом и понемногу брала себя в руки, она и не подозревала в себе такой храбрости: говорить с тем, кто легко может сломать ей шею, в этом Маричка была уверена на все сто процентов. Может, это и есть Хижак? – Дома, небо, асфальт…

– Но как же так?! – Великан, театрально расстроившись, приложил ко лбу ладонь – паучье брюшко. – Ты же так внимательно приглядывалась! И ничегошеньки не увидела? Неужели тебе нечего будет рассказать старику?!

– Василь Петровичу?

– Ну да! Не к нему ли ты ехала, малышка? Ты же вся была в мыслях о том, чтобы поделиться с ним дневными открытиями! Ты же видела рыбок в шелковом платьице, а больше ничего и не заметила, глупенькая? Цыц! – Незнакомец движением руки остановил зажужжавший вдруг лифт. – Глупая скотина! Стой, где стоишь! Так что? – Голос снова стал ласковым, но от предыдущей вспышки только более угрожающим. – Ничего особенного?

Маричка нахмурилась, стараясь подавить дрожь. Что это ее так пытают? Что она такое особенное должна была заметить? И откуда этот знает, что она видела рыбок и куда идет? Как вести себя с ним, почему рядом нет никого, кроме немого лифта?! Василий Петрович!.. Га-а-анс! Пальцы онемели, с такой силой впились в рюкзак.