На обидчике ковбойские сапоги и джинсы в обтяжку. На ярко начищенной пряжке — эмблема родео. Этакий широкоплечий громила, почти на голову выше Патрика, мордастый, как бульдог.

Патрик поводит плечами, и рюкзак падает на пол рядом с кепкой.

— Весь день про тебя слышу. Чудо-мальчик то, Чудо-мальчик се! — Парень мрачно улыбается. — Ты у нас знаменитость. А я раньше никогда знаменитостей не встречал. Дашь автограф?

Снующие мимо ученики притормаживают, оглядываются, перешептываются. Всем понятно: сейчас что-то будет. А Патрику понятно: что бы ни произошло, от этого зависит, кем его станут здесь считать.

— Пошел к черту, — отвечает он ровным голосом, в котором нет ни малейшей угрозы.

— Разве так разговаривают с фанатами?

Громила поджимает губы в притворной обиде и вдруг стремительно бросается вперед и ударяет Патрика по уху, взлохмачивая его волосы.

— Чудо-мальчик, ответь мне, пожалуйста, на один вопрос.

От следующего удара Гэмбл увертывается. Его слегка обдает ветерком — так близко пролетела рука обидчика.

— Почему ты не умер? Почему все остальные в самолете умерли, а ты нет? — Парень вздергивает брови и принимается кружить вокруг Патрика, тот поворачивается следом. — Чудо-мальчик, на тебе ведь не осталось ни единой царапины, да? Нечестно как-то получается.

Кулак снова летит вперед, прямо Патрику в висок. От сокрушительного удара тот на мгновение глохнет. Слова теперь доносятся до него словно бы издалека.

— Ты, выходит, у нас везунчик? Или герой? Или привидение?

Круг зевак петлей стягивается вокруг. Кое-кто улыбается, у других на лице написано голодное предвкушение. Патрик оглядывается, — может, кто-нибудь поможет? Напрасные надежды. Внезапно его взгляд застилает туман. В голове гудит, будто туда залетел осиный рой. Патрик хватает ртом воздух, ему трудно дышать. Сколько раз он представлял, что нужно было сделать там, в самолете: ринуться в бой, сдернуть с себя ремень и удавить им ликана, сорвать со стены огнетушитель и размозжить твари череп. Патрик весь дрожит, те мысли сейчас нашли выход, выплеснулись наружу. В нем поднимается волна тьмы, он тонет в ней — какое жуткое и прекрасное чувство.

Гэмбл не целится. Не принимает боксерскую стойку. Просто бьет противника кулаком в лицо, и тот опрокидывается навзничь. Из носа и рта у него хлещет кровь. Спустя мгновение Патрик чувствует, как боль прошивает руку от пальцев до запястья, трясет ладонью и с удивлением замечает содранную на костяшках кожу. Будто это и не его рука вовсе, а какой-то незнакомый инструмент.

Враг скорчился на полу, по лицу его и груди струится кровь. Он дотрагивается до носа и изумленно смотрит на окровавленные кончики пальцев. Кто-то смеется отрывистым смехом, похожим на воронье карканье. Обидчик вскакивает и, растопырив руки, бросается на Патрика.

Но тот в последний момент отступает в сторону и ставит подножку. Никогда раньше Гэмбл не двигался с такой скоростью. Здоровяк с грохотом падает на пол, прямо лицом о плитку, перекатывается на бок, приглушенно кричит, прижимая ладони к губам, и смотрит на Патрика снизу вверх полными слез глазами. В его взгляде смешались ярость и грусть, он никак не может понять, как такое могло случиться, но очень хочет исправить положение.

У мистера Уэтмора, директора школы, усы топорщатся жесткой щеточкой, он носит мешковатый коричневый костюм и галстук, на котором изображен мультяшный кролик. В директорском кабинете темно и мрачно, горит один только торшер с абажуром горчичного цвета. Уэтмор наклоняется и ставит локти на стол, свет отражается в его лысине и квадратных очках.

— Ну и ну, Гэмбл! Да ты никак в самый первый день в школе уже ухитрился ввязаться в драку и попасть ко мне?

— Боюсь, что так, сэр.

Патрик сжимает и разжимает правую руку. Ободранные костяшки всякий раз словно ударяет электрическим током.

В кабинете мистера Уэтмора громоздятся книжные шкафы, на стенах висят дипломы и семейные фотографии, сделанные в недорогой фотостудии. На снимках директор гордо улыбается, рядом с ним — сыновья-близняшки и супруга. У жены химическая завивка. На столе у мистера Уэтмора стоит наполовину заполненная орешками мисочка с каемкой соли по краю. Рядом табличка, где золотыми буквами написано: «Большая шишка». Дверь заперта, но в комнате несколько больших окон, и одно из них выходит прямо в коридор, на стеклянную витрину со спортивными кубками. Бредущие мимо ученики с любопытством таращатся на Патрика. Тот пытается вообразить, будто перед ним портал, сквозь который видно дно морское, а ученики — это диковинные рыбы с острыми, как иглы, зубами и прозрачной чешуей.

— Ну и разумеется, ты сейчас скажешь, что это он первый начал? Сет во всем виноват, а ты ни при чем, да?

Патрик не совсем понимает, издевается директор или говорит серьезно, а потому ничего не отвечает, лишь изучает лицо мистера Уэтмора.

— Ну конечно же, Сет первый начал, тут и сомневаться нечего. И я от своего имени прошу у тебя за него прощения. Мне жаль, Патрик, что первый день в нашей школе у тебя получился не слишком удачным. Правда жаль.

— Ничего, все нормально.

— Ну а если уж говорить совсем начистоту, то я даже рад, что ты смог за себя постоять. Просто замечательно, что нашелся наконец человек, который сумел одолеть Сета. Но это сугубо между нами. И вот что, приятель, больше, пожалуйста, не дерись! Договорились?

Патрик кивает и оглядывается на дверь. Как же ему хочется оказаться сейчас где-нибудь совершенно в другом месте.

— Теперь, надеюсь, тебя оставят в покое. Но нам тут драки не нужны! — Директор грозит пальцем. — У нас приличное учебное заведение.

Патрик распрямляет колено и прикусывает обветренную нижнюю губу.

— Очень тебя прошу: в следующий раз не связывайся. Если тебя начнут задирать, просто развернись и уйди. Ясно?

Патрик смотрит в окно. Мимо снуют ученики. Вдруг он замечает возле витрины с кубками двоих скинхедов. Такие же неподвижные, как золотые фигуры бегунов на кубках: скрестили руки на груди и не отрываясь смотрят на него. Патрик кивает им. Но ребята никак не реагируют.

— Гэмбл? Я тебя спрашиваю!

— Да, сэр. Я все понял.

— Послушай. — Мистер Уэтмор складывает ладони домиком. — Ты многое пережил. А потом, вся эта шумиха в газетах. Я, кстати, подумывал пригласить тебя сюда и побеседовать. Еще несколько недель назад собирался это сделать, когда услышал о твоем зачислении. Ты не знал? Никто не насплетничал? Хотел просто познакомиться. И сказать тебе, что честно не представляю, как отреагируют ученики на твое появление. Будут ли они ненавидеть или любить тебя из-за того, что ты пережил. И то и другое одинаково возможно. Я точно знаю лишь одно: новичкам всегда приходится несладко. Поэтому, Гэмбл, если тебе вдруг будет трудно, обязательно дай мне знать. Постараемся тебе помочь. Договорились? Вот и замечательно.