оказались в Сашином дворе. Здесь песка не было, а был асфальт и заросшая травой земля. Саша думала, где бы показать Аньке буквы.

«Грамота на то и есть!

Надо вывеску прочесть», – вспомнила она вдруг.

У них на Лесобазе были только три вывески: название детского сада «Ветерок», «Продукты» на магазине и надпись на пивной цистерне «Пиво». В детский сад возвращаться она не хотела, там еще сидит Фая с воспитательницей. В магазин, где они только что отстояли очередь, тоже не тянуло. Цистерну с пивом сегодня не привозили.

– А побежали к нам в коридор, там столько слов написано! – Саша обрадовалась своей выдумке. – Только на шестой, на нем еще есть свет. Тучи, скоро дождь и стемнеет, ничего не будет видно.

В подъезде было темновато. Надписи на стенах начинались у самого входа, но разобрать буквы было сложно. На шестом этаже, куда пробивался с седьмого желтый свет окрашенной лампочки, Саша нашла на стене кровавый след от руки и надпись «Любка гнида» – первое, что она прочитала сама, выучив буквы. Теперь она решила учить по этой надписи Аньку.

– Вот, смотри, – она ткнула пальцем в первую букву, – это какая буква?

Анька переспросила:

– Эта? – она тоже хотела ткнуть в «л» пальцем, но отдернула его, заметив кровавый след.

– Да, эта!

– Это «А»?

Саша не ожидала от Аньки таких способностей.

– Почти! Это «Л» – большая. А дальше «ю». Вот эта. А дальше «б»…

Саша приготовилась показывать Аньке все буквы, но заметила, что та как-то съежилась, напряглась и прижалась спиной к стенке. Аньке было страшно. У них в подъезде никогда не было так грязно. Саша знала, что Анька боялась приходить в ее дом без взрослых. Просто сейчас, видимо, в учебном азарте забылась.

– Это «ю», это «б»… – повторила Саша уже не так уверенно, видя, что Анька не слушает и, не отрываясь от стенки, заглядывает вниз через прутья решетки. К ним поднимался кто-то большой, тяжелый. Да это муж дворничихи, бородатый и всегда пьяный старик. Значит, он не свернет на шестой и пойдет мимо них выше.

– Бежим на другую лестницу! – схватила она Аньку и потянула наверх.

Они пробежали почти два пролета, нырнули в коридор и помчались вперед. Однако на этаже горела только одна лампочка, освещая лишь половину этого бесконечного коридора, а дальше – темнота. Они остановились на середине, у пожарного шкафа, из которого давно вырвали и шланг, и крючья, на которых он висел. Саша и Анька схватились за шкаф: впереди был ярко-желтый свет, позади – темнота. Они прижались к стене и смотрели не мигая туда, откуда вот-вот должен был появиться муж дворничихи, но его всё не было. Анька первая отошла от испуга:

– Да он прошел давно, побежали! – она потянула Сашу назад.

– Мы не могли пропустить, его нет.

– Я домой хочу, – заканючила Анька, – мне здесь не нравится.

– Ну, пойдем ко мне, – неуверенно предложила Саша.

Она ведь жила всего этажом выше. Некрасиво не пригласить Аньку к себе в гости, когда они почти дошли. Но дома мама и, возможно, еще не ушла на работу бабушка.

– Не хочу! Я домой хочу! Лучше давай ко мне, – Анька тянула Сашу к главной лестнице.

– Ну, давай к тебе, – Саша вздохнула с облегчением: вдруг мама разозлится из-за гостей. – Только пойдем по этой лестнице? Всё равно везде темно. А вдруг он еще не поднялся?

Они взялись за руки и побежали по черному коридору. Лестница действительно была черной. Свет просматривался только где-то на втором или третьем этаже. Они потрясли сцепленными руками, как бы проверяя, на месте ли, и стали медленно, вдоль стенки, спускаться. Саша считала пролеты.

– Раз… два… три… четыре… пять…

– Это какой этаж? – спросила Анька, было слышно, что она от страха плачет.

– Четвертый с половиной. Смотри, внизу свет. Бегом до второго! – Саша дернула Аньку за руку к перилам, чтобы она своими глазами увидела свет и скорое облегчение, но та не сдвинулась с места.

– Ну, давай быстрее!

– Иди одна, я обкакалась, – Анька пропищала чужим голосом.

И села на ступеньку.

Куда же Саша без Аньки пойдет? Как Анька останется здесь? Что она будет делать?

– Иди, позови мою маму, я обкакалась.

– Да ты что? Ты тут сидеть будешь?

– Позови твою маму, – снова запищала Анька.

– Так пока я добегу, пока она придет. Здесь ведь тоже люди ходят. Ты что, вставай. Пошли к нам.

– Иди одна, я стесняюсь! – заревела Анька.

Саша крутилась вокруг:

– Как я пойду? Ты что? Давай вместе сидеть. Всё равно же тебя будут искать. И найдут.

Она подумала немного и неуверенно добавила:

– Ну, или меня, – хотя знала, что искать ее днем никто не будет.

Она села рядом с Анькой. Стала нащупывать в темноте ее руку, чтобы взять, поддержать, но передумала – у человека горе, не надо лезть. Саша заерзала: она села на какой-то мусор, наверное, шелуху от семечек. Встала, отряхнула подол платья, обернула им ладонь и провела по ступеньке – смести мусор. Сидеть на темной лестнице было холодно и страшно. Надо бы позвать маму, она придет за ними, помоет Аньке попу, даст Сашины трусы и колготки. А вдруг запасы воды закончились?.. А вдруг дома нет чистых трусов? И как такая смелая Анька вдруг обкакалась? Она же никогда ничего не боялась. Хотя Саша вспомнила, что давным-давно, когда они вечером ждали родителей в садике на веранде, Анька сильно плакала и просилась к маме. Наконец появились тетя Лена, а потом и Сашина мама. Анька от радости тогда накакала в штаны. У тети Лены на руках была маленькая Женя, поэтому мыть Аньке попу пришлось Сашиной маме. Их с трудом пустили назад в садик и дали воды.

Саша вспоминала этот случай и жалела Аньку. Хотела даже погладить ее по плечу, но снова осеклась. Анька продолжала рыдать. Чтобы никто не услышал, она вжалась лицом в свое плечо и зычно в него ревела. Саша сидела преданно рядом.

– Эй, а ведь не пахнет! – поняла вдруг Саша.

– Чем не пахнет? – нормальным голосом, будто и не было у нее никаких слез, спросила Анька.

– Ну как, чем? Уже бы пахло. Ты это… трусы проверь.

Анька глупо спросила:

– Как?

– Как-как? Руку сунь!

– Ты сунь. Я боюсь, – неожиданно призналась Анька.

– Сама суй, твои трусы. Я тоже боюсь. Вдруг у нас воды нет, как потом мыть?

– Отвернись, – не то рявкнула, не то тявкнула Анька.

– Да тут не видно ничего! – возмутилась Саша.

– Отвернись! – сказала Анька, срываясь на писк от беспомощности.

Саша спустилась на пару