Девушка тоже улыбнулась:

– А я Грейси Фиппс.

Она происходила с задворков Клеркенуэлла, но упоминать об этом не собиралась.

– Я из Блумсбери, – добавила юная горничная. Теперь она там жила, так что имела право так заявить.

– Здравствуйте, Грейси Фиппс. – Финн едва заметно поклонился. – Думаю, в эти выходные будет очень весело, особенно если продержится хорошая погода. Никогда не видел такого парка и так много больших деревьев. Прекрасная местность!

Он словно бы слегка удивлялся.

– Вы прежде никогда не приезжали в Англию? – спросила Грейси.

– Нет, никогда. И она мало похожа на то, что я представлял.

– Как же вы ее представляли?

– Другой, – ответил Хеннесси задумчиво.

– В чем же другой? – настойчиво расспрашивала его мисс Фиппс.

– Не знаю даже, как сказать, – признался он. – Не такой, как Ирландия, наверное. Но, по крайности, из-за этого места она похожа на Ирландию – со всеми этими деревьями, травой и цветами.

– А Ирландия очень красивая?

Лицо молодого человека смягчилось, он уже не стоял навытяжку. Финн откинулся на перила; во всей его фигуре появилась какая-то легкость и раскованность, а глаза заблестели.

– Наша страна печальна, Грейси Фиппс, но она самая прекрасная из всех, что сотворил Господь, – объявил он. – В ней есть что-то дикое, и она такая яркая, и ветер у нас такой сладкий – вы не можете это представить, пока сами не понюхали. Это очень старая земля, где раньше жили герои, святые и ученые, и сейчас все напоминает о них – цвет нашей земли, и скалы, и высокие деревья, растущие до неба, и шум ветра. Но покоя и мира у нас больше нет. Дети мерзнут и голодают, а земля принадлежит чужакам.

– Это ужасно, – ответила девушка. Она не понимала, почему он так говорит, ведь бедность и лишения есть повсюду, независимо от того, о какой стране идет речь, но ее живо растрогала боль, звучащая в голосе молодого ирландца, а его слова рисовали в ее воображении что-то драгоценное и утраченное. Горничную всегда возмущала несправедливость, особенно с тех пор, как Грейси стала жить у Питта, потому что там она видела, как он сражается против этой несправедливости.

– Конечно, ужасно, – ответил Хеннесси, улыбнувшись и слегка покачав головой. – Но, может быть, на этот раз удастся это как-то изменить. И однажды мы победим, я вам это обещаю.

Ответить ей помешала горничная миссис Мойнихэн, которая шла по верхнему коридору к лестнице.

– Это я зашел в неположенное место, – извинился перед ней Финн. – В таком большом доме легко заблудиться. Простите, мэм.

Кинув быстрый взгляд на Грейси, он взбежал наверх и исчез. Она продолжила свой путь, но в голове у нее была такая сумятица, что минут через пять девушка повернула не в ту сторону и сама не поняла, где очутилась.

Почти сразу после приезда Питт отправился к Джеку Рэдли переговорить о сложившейся ситуации и сообщить Эйнсли Гревиллу, что он прибыл на место, и Телман тоже. Суперинтендант должен был также узнать, какие меры предосторожности предпринимает местная полиция и собственно мужская половина слуг Эшворд-холла, а также что министр рассказал им о положении дел и об опасности, которой оно грозило гостям.

А Шарлотта направилась прямо к Эмили, в ее верхний будуар, где та с нетерпением ожидала приезда старшей сестры и жаждала обо всем с нею поболтать.

– Как я рада, что ты приехала! – воскликнула хозяйка дома, заключая сестру в крепкие объятия. – Это мой первый, действительно очень важный политический уикенд, и он обещает быть очень страшным! Да оно уже так и есть.

Эмили выпрямилась, а лицо ее выразило острое беспокойство.

– Ты сама скоро почувствуешь, какая здесь напряженная обстановка, – сказала она. – Если все эти люди – типичные ирландцы, то я не представляю, как можно думать, что они стремятся к установлению мира даже между собой. Даже все эти женщины не любят друг друга!

– Ну, они же не менее ирландки, чем их мужчины – ирландцы, – улыбнувшись, возразила Шарлотта. – И возможно, они к тому же, будучи католиками или протестантами, потеряли или боятся потерять то, что имеют и что заработали своим трудом.

Миссис Рэдли удивилась:

– А тебе что-то уже известно об этом?

На ней было утреннее платье бедно-зеленого цвета, которое замечательно шло к ее светлым волосам и коже, и сама она, несмотря на беспокойство, выглядела просто красавицей.

– Только то, о чем мне рассказал Томас, а это немного, – ответила Шарлотта. – Он ведь, естественно, должен был объяснить, зачем мы едем сюда.

– Но почему именно вы? – Эмили села в большое кресло, обитое шелком с цветочным узором, и указала миссис Питт на второе такое же. – Разумеется, вам всегда здесь очень рады. Надеюсь, мои слова не показались тебе невежливыми? Но мне хотелось бы знать, почему все считают, что присутствие полиции обязательно? Ведь они вряд ли взорвут себя, эти ирландцы, правда?

Она посмотрела на Шарлотту с легкой улыбкой, однако в голосе ее прозвучало неподдельное беспокойство.

– Сомневаюсь, – искренне ответила ее сестра. – Я думаю, что никакой опасности не существует, но были угрозы, и на жизнь мистера Гревилла покушались, поэтому им и приходится принять все меры предосторожности.

– Но ведь угрозы исходят не от наших гостей! – в ужасе сказала миссис Рэдли.

– Я не хотела бы так думать, но ведь неизвестно, кто источник угрозы. Нет, думаю, что всем нам просто надо вести себя осторожно, вот и всё.

– Ну, как бы то ни было, а я рада, что ты приехала, – немного успокоилась Эмили. – Эти выходные потребуют очень много сил и энергии, и мне будет гораздо легче все устроить с твоей помощью, чем обходиться только своими силами. У меня и прежде часто здесь гостили люди, конечно, но это были те, кого я сама приглашала, и те, кто симпатизирует друг другу. И, умоляю, ради всего святого, постарайся, пожалуйста, быть тактичной, хорошо?

– А ты считаешь, что из моих стараний выйдет какая-нибудь польза? – усмехнулась Шарлотта.

– Да! Пожалуйста, не заводи разговоров о религии, парламентских правах, реформах или образовании… и о землевладении, а также об аренде и картофеле… или о разводах…

– О картофеле или разводах? – не веря своим ушам, переспросила миссис Питт. – Да с какой стати я заведу речь о картошке или о семейных драмах?

– Не знаю. Но не говори – и всё.

– А о чем можно?

– Обо всем остальном. О модах… хотя ты, наверное, ничего о них не знаешь. О театре… но в театры ты не ходишь, разве что с мамой, посмотреть, как играет Джошуа, – и лучше тебе не вспоминать, что наша матушка вышла замуж за актера, да к тому же еврея. Имей в виду, я считаю, что католики слишком ненавидят протестантов, и наоборот, чтобы обращать внимание еще и на иудеев. И все они, наверное, думают, что на сцене выступают только дурные и порочные люди… Так что беседуй о погоде и своем саде.