И она не могла дождаться момента, когда их, наконец, припаркуют и выпустят из автобуса, дав возможность вволю полюбоваться на это чудо! А когда дождалась, не могла… прийти в себя.

Восторг и ужас. Именно — восторг и ужас, два чувства, настолько явные и мощные, что заставили приподняться микроскопические волоски на теле, как от инстинктивного предвидения опасности, захватили Юлию. Они, и еще — невозможность оторваться от грандиозного зрелища. Это было потрясение. Переворот в сознании. Короче, то, что называется «культурным шоком»… или, скорее — эмоциональным.

Она понимала это с каждой минутой все острее и четче, пока брела, как загипнотизированная, вслед за гидом, вынужденно держась своей группы, чтобы не потеряться среди множества таких же завороженных туристов. Их было здесь, разумеется, полным полно, и Юлия периодически морщилась от досады. Слишком уж быстро, по ее мнению, эта тетя пробегала вокруг собора, тараторя заученную информацию.

Юлии хотелось бы стоять здесь весь день. Не двигаясь, на одном месте. Получая бесконечное наслаждение от безуспешных и потому еще более сладких попыток проникнуть в тайну. То, что место это окутано Тайной — именно так, тайной с большой буквы, не вызывало никаких сомнений. Слишком густая атмосфера мрачной мистики витала над вершинами то ли готических, то ли мультяшных башен! И — не слишком ли сильное впечатление производило все это на Юлию? Странно. Но она действительно не могла отделаться от навязчивого ощущения, почти знания, неизвестно только откуда взявшегося, что там, внутри, ожидает нечто страшное и прекрасное, некая непостижимая, запретная истина.

Тетенька опять побежала вперед, уводя свою группу к новой площадке осмотра. И Юлия с сожалением скользнула взглядом по входу в фасад Рождества.

Она, почему-то не удивилась. Удивлению не было места в шторме эмоций, что налетел стылой, парализующей волной, едва не сбив с ног. На возвышении в несколько ступенек, чуть в стороне от входного проема, стоял… он.

Странное ощущение, скорее всего — просто случайность, но те самые восторг и ужас, вызванные затейливыми формами скульптур и орнаментов, тесно переплелись в ее сознании с чувствами, которые возбуждал неподвижный силуэт на фоне живых, словно бы двигающихся барельефов. Произошло что-то вроде импринтинга, и для Юлии, он и это сооружение навсегда слились в одно неразделимое целое.

Стоит ли говорить, как заметались вдруг мысли в снова загудевшей голове? И хотя, сейчас, некогда было разбираться в этой шальной, крутящейся перед глазами запутанной золотой проволокой головоломке, постепенно из нее вычленялись два главных вопроса, на которые срочно нужно было ответить самой себе.

Почему не было удивления? Будто бы так и должно было быть, будто она этого… подспудно ждала? Нет. Просто как будто знала об этом. О том, что так будет. И еще — отчего так резко загорелись щеки из-за одного только вида его фигуры вдалеке? Хотя, тут как раз все очевидно… Чего уж там? Не время притворяться, как говорит Маня. Интересно все же — что он здесь забыл… Или — тоже с экскурсией? Кто он? Испанец? Какой-нибудь европейский турист? Или — русский?! А вдруг! Юлия лихорадочно шарила глазами по многоликой толпе. Пока она силилась понять, с какой именно группой путешествует незнакомец с прекрасным лицом, он, разумеется, исчез. Господи. А может, его и не было? Неужели мерещится?! «Тоска по мужчине, замешанная на ненависти к нему же…» — усмехнулась Юлия, вспомнив вдруг фразу, слышанную в какой-то передаче про отношения полов. Как-то она ей сразу понравилась. Видимо, очень уж точно отражала состояние. Однако с тех пор ей было не по себе. Из-за этого эпизода, неизвестно, реального или примерещившегося, дальнейшие впечатления делались смазанными, как старинные фрески, которые чересчур трепетные художники не решаются до конца отреставрировать. Она то и дело озиралась, пока слушала очередные рассказы «училки», временами чувствуя на себе внимательный, насмешливый взгляд… или, скорее — ища его. То, что спина разболелась опять сверх всякой меры, было не удивительно и не важно — Юлия не думала об этом. Ей было не до того!

Спасибо добросовестному гиду, они обошли вокруг удивительного собора два раза вместо одного, долго разглядывая жуткий фасад Страстей Христовых, созданный Субираксом, надолго задержавшись у «нерукотворного лика». Он был сделан с таким эффектом, чтобы казалось, будто каменное лицо поворачивается вслед за тобой, провожая взглядом… А потом все-таки вошли внутрь. Когда Юлия подняла глаза, когда увидела фантастический лес из колонн, давящее ощущение восторга и ужаса усилилось троекратно. Так же, как явственно сгустилась атмосфера мрачной мистики, тревоги и опасности, горя и счастья, чего-то великого и неизбежного, что, как ей вдруг представилось, вот-вот раздавит ее маленькую нескладную смешную жизнь.

…Но все на свете когда-то заканчивается, и эта часть экскурсии завершалась. Первые «ласточки», истомленные застоявшимся зноем и свежими впечатлениями, уже потянулись к автобусу, оживленно переговариваясь и вытирая пот со лбов и шей одноразовыми салфетками. Юлия остановилась на секунду, чтобы бросить последний взгляд на ажурные башни фасада Рождества. И в тот же миг поклялась себе вернуться сюда при первой же возможности. Может быть даже — завтра!

Она тоже вытерла пот с горячего лба. В автобусе работал кондиционер, а здесь южный полдень изгалялся по полной программе над беззащитными ротозеями.

Пришлось все же стянуть через голову трикотажную легкую хламиду с длинными рукавами. Под хламидой была только майка-алкоголичка, белая и тонкая, в общем-то, совсем не предназначенная для ношения в качестве верхней одежды. Юлия украдкой опустила взгляд.

Так и есть — круглая грудь слишком уж вызывающе обрисовывалась под мягким хлопком. Хотя… «Для роковой красотки — в самый раз!» — усмехнулась она. Сняв кофту и обвязав ее рукавами вокруг бедер, она заставила себя сдвинуть лопатки, еще бесстыднее выставив себя на всеобщее обозрение, как какую-нибудь скульптуру.

Она не хотела уходить. Она стояла бы здесь вечно, пригвожденная к асфальту красотой, величием, дьявольским притяжением этого ни на что не похожего строения. Что она там говорила, эта «училка»? Гауди, якобы, посвятил это все искупительным страданиям Христа? «Бред… — Юлия скептически поджала сухие губы. — Да разве такое посвящают Богу?!» Во всем этом совершенстве, во всей этой дикой, но бесспорной гармонии абсолютно точно и, главное, так явно проглядывало что-то поистине сатанинское! «Похоже, в этой заманухе для туристов гораздо больше правды, чем ты хотела показать…» — подумалось ей.

— «Дон Жуан», в автобус, мы уезжаем! — раздался невдалеке знакомый простуженный голос.

Юлия с сожалением оторвала взгляд от вершин башен со смешными, как на детских рисунках, звездами из цветной мозаики, летящих в голубом жарком небе… и вдруг услышала странную фразу.

— Приветствую тебя, Камаель.

Это раздалось не рядом и невдалеке. А будто бы у нее в голове, словно эхо, или, скорее, маленькая слуховая галлюцинация. Такие голоса звучат иногда во сне… и имя! Имя, странное, совершенно незнакомое, отозвалось в крови настойчивым тревожным зовом… Юлия с любопытством обернулась по сторонам. Кто и к кому мог здесь так обратиться? Вроде бы рядом только народ из ее группы… а имя какое-то… нерусское, но смутно знакомое. Такое знакомое, что почему-то дрогнуло сердце, и она испугалась. И, главное, вдруг так невыносимо разболелась спина, что она чуть не застонала — тугой, все сильнее затягивающийся в узел комок боли между лопатками… Впрочем, ничего удивительного. Если учесть, сколько времени она уже стоит с задранной вверх головой.