Чарльз Фич, один из лидеров миллеритского движения, произнес в июле 1843 года проповедь, ставшую одной из самых знаменитых миллеритских проповедей. Построив ее на Откр. 18:1—5 и 14:8, он дал ей название: «Выйди от нее, народ Мой». В этих отрывках из Книги Откровение говорится о падении Вавилона и о том, что народу Божьему нужно будет бежать от растленной системы, которую он символизирует.

Вплоть до лета 1843 года миллериты обыкновенно (как и большинство прочих протестантов того времени) отождествляли Вавилон с Римско–католической церковью. Фич пересмотрел этот взгляд. Проведя знак равенства между Вавилоном и антихристом, он пошел еще дальше и заявил, что

«всякий, кто возражает против ЛИЧНОГО ЦАРСТВОВАНИЯ Иисуса Христа над миром на престоле Давидовом, есть АНТИХРИСТ».

В эту категорию, по его мнению, входили как римокатолики, так и те протестанты, что отвергают учение о Втором пришествии Христа, предваряющем начало тысячелетнего царства. Протестантские церкви пали — в том смысле, что они, подобно их католическим предшественникам, стали гонителями и отвергли библейскую истину («Come Out of Her», 9—11, 16).

Затем Фич провозгласил, что «выйти из Вавилона значит обратиться к истинному духовному учению о личном пришествии и царствовании Христа». Он считал, что оставаться христианином и одновременно отрицать истину о пришествии невозможно. Таким образом, заявил он,

«если ты христианин, выйди из Вавилона ! Если ты хочешь оставаться христианином, покуда явится Христос, выйди из Вавилона и не медли!.. Доверься Библии»

(там же, с. 18, 19).

Прежде чем подвести своих слушателей к этому выводу, Фич заметил, что Книга Откровение учит: те, кто останется в Вавилоне, обязательно погибнут. Поэтому в своем заключительном призыве он обратился к аудитории с такими словами:

«Выйди из Вавилона или погибни… Никто из тех, кто останется в Вавилоне, не будет спасен»

(там же, с. 24).

Не все были довольны толкованием Фича. Хаймс и некоторые другие видные лидеры не принимали его взгляды до конца лета 1844 года, а Миллер ; считавший их вредными для миссии адвентистского движения, так никогда с этим толкованием и не согласился. С другой стороны, многие проповедники и простые верующие приняли его с большим энтузиазмом. Ведь им пришлось столкнуться с тем, что их выгнали из их церквей и запрещали говорить на людях о библейском учении, которое занимало центральное место в их системе убеждений.

По сути дела Фич обеспечил своих сподвижников по адвентистскому движению богословским обоснованием для размежевания с существующими церквами. Трудно переоценить то влияние на адвентистское движение, которое оказал призыв Фича выйти из Вавилона. В конце 1843 — начале 1844 годов он стал одной из отличительных черт миллеризма. По некоторым оценкам к октябрю 1844 года оставили свои церкви более 50 000 миллеритов (см. G. R. Knight. Millenial Fever and the End of the World, 157).

«Движение седьмого месяца» и великое разочарование

Поначалу Миллер сопротивлялся попыткам указать точную дату возвращения Христа. Он говорил о «примерно 1843 годе». Но в январе 1843 года он пришел к выводу на основании временных пророчеств и еврейского календаря, что Христос вернется где–то между 21 марта 1843 года и 21 марта 1844 года.

Стоит ли говорить ; что «год конца»; указанный Миллером, в конце концов миновал. Весеннее разочарование, однако, не сильно сказалось на движении в целом, поскольку датировка была весьма приблизительной. С другой стороны, миллериты были так или иначе расстроены, когда прошла весна и наступило лето 1844 года. Они называли это «временем замедления» (по аналогии с «замедлением», упомянутым в таких текстах, как Мф. 25:5 и Авв. 2:3).

Однако миллеризм обрел новое дыхание во время лагерного собрания в Экзетере, штат Нью–Гемпшир, которое состоялось в середине августа 1844 года. На этом собрании С. С. Сноу (до того времени мало кому известный миллеритский проповедник) заявил, основываясь на библейской типологии, что миллериты заблуждались, ожидая пришествия Христа весной 1844 года. Взяв ветхозаветные церемониальные субботы за образ, а служение Христа — за прообраз, Сноу показал из Нового Завета, что Христос исполнил праздники Пасхи, первых плодов и Пятидесятницы (приходящиеся на весну) в точном соответствии с годовым праздничным календарем. И все потому, что «Бог пунктуален и блюдет время точно».

Затем Сноу указал, что

«те прообразы, которые надлежало соблюдать в седьмом месяце, до сих пор не нашли своего исполнения в образе»

( True Midnight Cry, Aug. 22 ,1844, 4).

Далее он увязал ежегодный День очищения со Вторым пришествием Иисуса Христа.

« Важным моментом в этом прообразе, — заявил Сноу, — является завершение примирения на выходе первосвященника из святилища. Первосвященник был прообразом Иисуса, нашего Первосвященника; Святое святых — прообразом самих небес; а выход первосвященника — прообразом Второго пришествия Иисуса для избавления ожидающих Его людей. Происходило это в десятый день 7–го месяца, а это значит, что именно в этот день придет Иисус, ибо ни одна черта закона не должна быть нарушена. Должно быть исполнено всё ».

Связав это открытие со своим выводом о том, что 2300–летний период, указанный в пророчестве Дан. 8:14, истекает в 1844 (а не в 1845) году, Сноу провозгласил, что Христос придет

«в десятый день седьмого месяца текущего, 1844, года»

(там же).

Согласно вычислениям евреев–караимов, десятый день седьмого месяца в 1844 году приходился на 22 октября. Эта дата вскоре оказалась в центре внимания всех миллеритов.

Это новое понимание стало поводом для пересмотра толкования притчи о женихе из 25–й главы Евангелия от Матфея. Пересмотренное толкование нашло отражение в самом названии, выбранном Сноу для периодического издания, учрежденного им для распространения «вести о седьмом месяце» — Истинный полночный крик ( The True Midnight Cry ). Согласно этим новым взглядам, десять дев символизировали не все человечество в целом, а лишь тех, кто исповедует веру в пришествие. Таким образом, некоторым миллеритам следовало пробудиться, пока не стало слишком поздно.

Что интересно: Сноу, первоначально опубликовавший свои открытия еще до весеннего разочарования, был не первым, кто заговорил об осенней дате. Эта честь принадлежит Миллеру, который заявил в письме к