Хаймсу в мае 1843 года, что «церемонии прообразного закона, исполняемые в первый месяц… нашли свое исполнение в Первом пришествии Христа и Его страданиях; тогда как все праздники и церемонии седьмого месяца… могут осуществиться только при Его Втором пришествии».

Далее он указывал, что в еврейском календаре очищение совершалось в десятый день седьмого месяца и что то очищение «безусловно служит прообразом очищения, ныне совершаемого для нас Христом». Затем он отмечал, что первосвященник благословлял народ по выходу своему из Святого святых.

«То же сделает и наш великий Первосвященник… И было это в седьмой месяц, десятый день».

«Если так тому и надлежит быть, — подводил он итог своим размышлениям, — то мы не увидим Его славного явления, пока не наступит осеннее равноденствие»

( Signs of the Times, May 17,1843, 85).

Миллер так и не развил эту догадку до логического завершения в 1843 году. Более того, они с Дж. В. Хаймсом не сразу приняли толкование Сноу. Эти два самых видных лидера миллеритского движения колебались вплоть до 6 октября 1844 года. Только тогда они согласились с выводами Сноу, хотя движение как таковое приняло их много раньше. Впрочем, убедившись наконец в верности толкования, указывавшего на 22 октября, Миллер и Хаймс приняли его с большим энтузиазмом.

« Я вижу славу в движении седьмого месяца, — писал Миллер 6 октября, — какую не видел никогда прежде. Хотя Господь и показал мне прообразное значение седьмого месяца полтора года назад, я все же не понимал весь смысл этих прообразов. Ныне же, да будет благословенно имя Господне, я вижу красоту, гармонию и согласие в Писаниях, о которых долго молился, но не видел которые вплоть до сего дня. Слава Богу! О душа моя! Да будут благословенны братья Сноу, Сторрс и другие за то, что открыли мне глаза. Я почти дома. Слава! Слава!! Слава!!! Я вижу, что срок установлен точно»

( Midnight Cry, Oct. 12, 1844, 121).

Джордж Сторрс внес немалый вклад в популяризацию вести о седьмом месяце

«Увы! — писал он в середине сентября 1844 года, — все мы оцепенели и спим — и мудрые, и неразумные; но так, по словам нашего Спасителя, и должно было случиться; и „и да исполнится Писание". Это последнее пророчество, касающееся событий, предваряющих личное пришествие нашего Господа; и вот раздается ИСТИННЫЙ Полночный Крик. Предыдущий был всего лишь предупредительным сигналом. А ТЕПЕРЬ ЗВУЧИТ НАСТОЯЩИЙ: вот, наступил самый торжественный час»

(там же, 3 октября 1844 года, с. 97).

Когда ожидания Второго пришествия 22 октября 1844 года достигли своего наивысшего накала, это стало кульминационным моментом в судьбе всего миллеритского движения. Но Иисус так и не пришел. Этот день наступил и благополучно миновал, воодушевив тем самым насмешников и боязливых и ввергнув миллеритов в полнейшее смятение. Точно установленная дата и их беспредельная вера в эту дату послужила к тем большему их разочарованию.

«Я прождал весь вторник [22 октября], — записал Генри Эммонс, — а дорогой Иисус так и не пришел. Я ждал до самого полудня в среду и был бодр, как и всегда; но после 12 часов я ослабел и до наступления темноты я уже нуждался в посторонней помощи, чтобы подняться к себе в комнату, ибо физические силы очень быстро оставили меня; и два дня я пролежал обессиленный, но без боли — больной разочарованием»

( Day Star, Oct. 25, 1845, 6).

24 октября Лич написал Миллеру и Хаймсу письмо, отметив, что

«наступил пасмурный и мрачный день — овцы рассеялись, а Господь так и не пришел»

(Письмо Джосайи Лича к Миллеру и Хаймсу, 24 октября 1844 г.).

Да, верующие были крайне разочарованы, но ко всем их несчастьям добавилось еще и глумление окружающих, весьма осложнившее им жизнь в конце октября. Как писал Миллер,

«казалось, будто все бесы преисподней ополчились против нас. Те самые, кто молил о милости двумя днями ранее, ныне слились с толпой, насмехавшейся, глумившейся и даже угрожавшей нам самыми богохульными словами»

(Письмо Уильяма Миллера к И. О. Орру, 13 декабря 1844 г.).

«Замешательство» и «смятение» — вот те два слова, которыми можно охарактеризовать настроение и состояние миллеритского адвентизма после 22 октября 1844 года. Прежде миллериты знали точно, куда идут, и имели твердое представление о том, как достичь этой цели; теперь же они были сбиты с толку и пребывали в состоянии неопределенности. Наступило время рассеяния – Миллеризм в период после октября 1844 года оказался в кризисе. Месяцы и годы после октября 1844 года ушли у адвентистов на поиски своего лица — на выполнение задачи, о которой прежде они даже не задумывались и к которой были во многих отношениях плохо подготовлены.

Глава 4

Что есть адвентистского в адвентизме? (1844—1885)

Миллеритский адвентизм оказался в полном смятении после того, как его постигло октябрьское разочарование 1844 года. Большинство верующих были на грани ухода из движения; те же, кто остался, разделились на несколько групп.

Концепция «закрытой двери» и мучительные поиски самобытности

Основной задачей для разного рода миллеритов в конце 1844 и на протяжении всего 1845 года был поиск смысла, что значит быть адвентистом. Главной богословской линией разделения между ними стал вопрос о том, что произошло 22 октября 1844 года. Те, кто утверждал, что никакого исполнения пророчества в этот день не было, стали известны под именем адвентистов «открытой двери»; а тех, кто настаивал на исполнении пророчества, называли адвентистами «закрытой двери».

Эти «ярлыки» были обусловлены миллеритским пониманием Мф. 25:10, где говорится, что, когда прибыл жених, мудрые девы вошли с ним на брачный пир и за ними тут же затворились двери, оставив всех прочих снаружи. Миллер, понимая под приходом жениха Второе пришествие, истолковывал это закрытие дверей как окончание времени благодати. По инициативе Миллера генеральная конференция адвентистов–миллеритов, состоявшаяся в 1842 году в Бостоне, приняла решение о том, что

«понятие о времени испытания после пришествия