Она бы засуетилась, начала бегать со мной по врачам, и ее забота мне бы не помогла, а стала бы в тягость. Я хотел все это пройти один и только при плохом сценарии все сказать…

И ведь я все-таки все привел к плохому сценарию. Да еще к какому!

Лучше бы у меня на руках был положительный результат биопсии, честное слово. Я бы предпочел сейчас смертный приговор.

— А надо с мамой, как ты? — тихо и зло отзывается Арс.

— Арс, я…

Накрываю лицо руками.

Да я сам прекрасно понимаю, что все мои слова будут жалкими и глупыми. Мне не оправдаться.

И как не вовремя всплывает писсуар, в который я никак не могу попасть, потому что не в состоянии направить свое хозяйство. Струя тонкая, прерывается, меняет направление…

У меня стоит, но вопрос.

И я держу этот “не вопрос” и недоумеваю. А еще пытаюсь договориться, что нам надо избавиться от лишней жидкости. Особенно от мерзкого коктейльчика с грейпфрутовым соком, который оставил неприятное послевкусие.

В своих пьяных уговорах я ухожу во тьму, а выныриваю уже в тот момент, когда вдавливаю кого-то в угол и под рваные толчки рычу:

— Ух, Нина… Ниночка… Нинок…

Я аж подскакиваю с дивана. Да твою ж дивизию…

— Что? — Арс поднимает на меня напряженный и обеспокоенный взгляд. — Решил повоспитывать меня? Самое время, — тоже встает и закатывает рукава. — Ну, давай…

Видимо, вид у меня озверевший, раз Арс решил, что я могу кинуться на него с кулаками.

— Сядь, — накрываю лоб рукой и с выдохом отворачиваюсь. — Мальчишек лет до семи воспитываешь, а там дальше уже работаешь с тем, что навоспитал. Да и вообще, — возмущенно смотрю на бледного и злого Арса, — с чего ты решил, что я тебе в рожу дам?

— Да лучше бы в рожу дал! — глухо рычит. — До кровавых соплей избил! Нос сломал!

— Пошли, — шагаю из гостиной.

— Куда? — шипит, но следует за мной.

— Проветримся.

— Я не хочу с тобой проветриваться.

С нижней полки из шкафа в прихожей достаю спортивные штаны и толстовку Арса, а после и свои тряпки для пробежек.

— Я не пойду с тобой бегать, — медленно выдыхает Арс. — К черту тебя.

— Сам тогда проветрюсь, — торопливо скидываю рубашку, брюки и облачаюсь в спортивные штаны и толстовку.

Арс поднимается по лестнице на второй этаж, а я накидываю капюшон на голову.

— Не пойдет он с тобой бегать, — ко мне выходит Нина с чашкой чая и делает глоток, привалившись к косяку плечом. — Бегать тебе теперь одному.

— Справедливо, — застегиваю толстовку под горло. — Ложись спать, Нин, — сажусь на софу и вытаскиваю из-под нее кроссовки.

— В спальне я тебя не жду, — медленно отталкивается от косяка и плывет к лестнице, — спишь на диване, если вернешься, конечно. Я за то, чтобы ты вернулся, я не хочу за тобой бегать и искать по злачным местам, чтобы решать ту жопу, в которую ты меня засунул.

— Я… — сую ступни в кроссовки и замолкаю.

— Что? — Нина оглядывается. в глазах вселенская усталость и желание выплеснуть мне в рожу чай.

— Я тогда… думал, что это ты… — медленно выдыхаю и заканчиваю, — в туалете.

— Я с тобой по молодости даже по туалетам не пряталась, — передергивает плечами и поднимается по лестнице. — Странные у тебя фетиши, Глеб.

Глава 16. Ругать не будешь?

— И чего ты тут стоишь? — шепотом спрашиваю я у Арса, которого нахожу во мраке коридора. — Ты уже спать иди или…

До нас долетает щелчок двери. Арс напрягается.

— Или давай на пробежку, — делаю глоток чая, который на несколько секунд притупляет тошноту.

— Кто она?

— Студентка, — я слабо улыбаюсь.

— Веришь, что был всего лишь раз?

Я тяжело вздыхаю, киваю и шепчу:

— Но это не отменит его меткого результата.

Рычит, прижимает кулаки ко лбу и бесшумно подплываю к нему. Отставляю чашку на высокий столик с горшком бегонии, и обнимаю сына, который, конечно же, не принимает мои объятия.

Выворачивается, отступает и смотрит на меня исподлобья. Это было ожидаемо. Он и в хорошие дни избегает маминых навязчивых обнимашек.

— Ты как обычно…

— Первый шок прошел, — подхватываю чашку со столика и подношу ко рту, — ядом плеваться больше не разрешаю.

Сжимает кулаки и тяжело дышит.

— И стены бить тоже не разрешаю. Во-первых, разбудишь брата и сестру, во-вторых, не хочу еще и ремонтом заморачиваться. Мне лень. Давай на пробежку и кулаки почеши о сосенки.

— Почему ты такая?

— А какой прикажешь быть? Если я сейчас слюни-сопли распущу, то все точно по одному месту пойдет, Арс. Мне очень хочется и кричать, и визжать, и сбежать одной куда-нибудь и ничего не решать.

— Сбежать одной? — Арс возмущенно выдыхает.

— А что? — сердито щурюсь я.

Его эгоизм даже мысли не допускает, что мама может устать от милых деток-конфеток.

— Но я понимаю, что никто мне ту сбежать не позволит, — с наигранной печалью вздыхаю я. — Тот же Марк обязательно спалит, что я собираю чемодан, а Алёнка в машину заползет.

Раздувает ноздри и не думает улыбаться. А затем разворачивается и шагает к лестнице. Я за ним бесшумной тенью.

Внизу он переодевается, обувается и оглядывается, когда я шепчу:

— Шапку не забудь. Холодно.

С горящими глазами, что обращены на меня, натягивает на голову серую шапку мелкой вязки.

Он ловит сейчас когнитивный диссонанс.

У папы будет ребенок на стороне. И это, можно сказать, трагедия, а мама не рыдает и еше про шапки говорит, как и в любой другой холодный вечер.

Это вообще как?

Разве можно без скандала, драк, насилия и ненависти прожить новость о том, что папа оказался козлом?

— И я тебя отпускаю только на пробежку, — делаю новый глоток. — По обычному маршруту. Не вернешься, я возьму Алёнку и Марка, и мы поедем искать тебя по всему району.

Да, сейчас я нагло манипулирую старшим сыном, напоминая ему, что у него есть брат и сестричка, которые в случае его ночного бунтарства испугаются его побега.

— И мы тебя найдем, Арс, — шепотом и с угрозой добавляю я.

— Да блин, — фыркает он и выскакивает на улицу.

А я в комнату Аленки. Ее окна выходят на “парадную” часть дома, а не на сад.

И Глеб верен своим привычкам.

Перед пробежками он всегда разминается и разогревается. Сейчас он, конечно, немного затянул с зарядкой, но я подозреваю специально. Ждал Арса, который выходит на улицу, встает в стороне и начинает делать боковые наклоны. Очень злые и напряженные наклоны.

По щеке ползет предательская слеза, которая смогла проскользнуть через мою