История не терпит сослагательного наклонения. И я рассматривая некие исторические альтернативы только для того, чтобы показать, не тираны и не рабы сделали историю нашей страны такой, какая она есть. Объективные законы развития открытых социальных систем, взаимодействующих с тем или иным типом внешней среды, определяют исторические пути.

Некоторые историки говорят, что московские князья обслуживали ордынскую власть, что перенимали ее стиль управления. Наверное, некоторые историки хотели бы, чтобы Иван Калита на манер Святослава прокричал «иду на ты» и сложил свою буйну голову под кусты, вместе со всем московским народонаселением. Или надо было ждать открытия «второго фронта» от западный союзников? Но совсем недавно (1204 г.) западные союзники выпотрошили доверившуюся им Византию, сделав неотвратимым ее падение под натиском турок; только что Запад проглотил разоренные западно-русские земли, впился в Псков и Смоленск, пошел за Днепр и вниз по Оке, навалился на Новгород, отрывая от него кусок за куском.

Ускорителями московской фазы были два ивана — великие князья Иван Данилович Калита и Иван III. Именно они создали мощное русское государство в отчаянно неудачных условиях, государство, которого, по идее, не должно было быть. Именно этим двум иванам обязаны своим сегодняшним существованием минимум сто пятьдесят миллионов человек и славная российская культура. Кстати, в XIV–XV вв. этноним «Русь» превратился в топоним «Русия» (именно так и писалось название страны русских).

Ничего, кроме организационного оружия, у Ивана Даниловича и Ивана III Васильевича не было. Русь оставалась крайне слабой в производительном отношении, бедной страной, опирающейся на рискованное земледелие, со слабым животноводством, отрезанной от мировых торговых путей — Афанасий Никитин попробовал заняться внешней торговлей, и это стоило ему полного разорения и жизни.

Интеллектом Ивана Даниловича Калиты была рождена сорокалетняя московская оттепель без татарских погромов; время спокойной сельскохозяйственной колонизации междуречья Волги и Оки в относительно благоприятный климатический период.

В этом междуречье происходило торможение миграционных потоков, идущих с запада и юго-запада. Путь за Волгу, к северо-востоку, был стеснен условиями неблагоприятными для земледелия, к востоку и юго-востоку отрезан кипчакскими кочевьями.

Экономически это было время, когда подсечное и переложное земледелие, в связи с ростом населения, постепенно уступало место смешанной переложно-паровой системе, а также двухпольному и трехпольному земледелию. Последнее требовало достаточной густоты рабочих рук и осуществлялось на опольях, находящихся под защитой великокняжеского войска.

На смену двух и трехдворным лесным деревенькам не слишком поспешно приходили большие деревни.

В ряды московского черногосошного крестьянства стекались сельские переселенцы из разоренного монголами и литовцами Поднепровья, с новгородского боярского северо-запада и даже с захваченных турками Балкан.

Москва стала плавильным котлом для всех восточных, западных, южных славян. Ядром славянства. Здесь селятся те же кривичи, что в Смоленске и Полоцке, те же поляне, что в Киеве, те же вятичи, что в Черниговских землях. Так что всякий «чистый славянин» и «истинный русский», оскорбляющий москаля за какие-то «смешения», оскорбляет и самого себя.

Крестьян-переселенцев привлекала и безопасность, и ничтожность податей (примерно десятина, а не половина урожая, которую отдавали новгородские половники), и самоуправление крестьянских общин. Крестьяне на сходе выбирали общинные власти и распределяли налоги. Московскому княжеству на протяжении первых двух с половиной веков не известны ни крестьянские выступления, ни городские бунты. В это время московские крестьяне обрабатывали наиболее удобные земли, с максимальным естественным плодородием.

Стекались в Московское княжество и воины со всех концов Руси, как, например, последние киевские дружинники во главе с Родионом Нестеровичем, численностью около 1700 человек.

Оттепель, климатическая и военная, породила непуганную московскую рать, которая, почти в одиночку, без участия других крупных княжеств, рискнула выехать в поле против мамаевой Орды. Кто тут может упрекнуть московита в трусосости или коварстве? Тверитяне, новгородцы, псковичи, смольняне, рязанцы все отсиделись по своим углам. Тверитяне занимались тем, что громили новгородский удел при помощи татар, а потом вели литовских варваров на Москву. А западные русские, волей своих литовских властителей, были на стороне Мамая и Тохтамыша. Целиком и полностью. Также как и сто лет спустя, во время походов хана Ахмата и Стояния на Угре.

Уже в 1382 г. Москва, которая в одиночку спалила все свои силы на Куликовом поле, была практические вырезана ханом Тохтамышем. Поэтому все псевдорики, которые начинают клеймить ужасы самодержавия после восшествия Ивана III, пусть вспомнят десятки тысяч трупов, лежащих тогда на улицах Москвы — еще один результат русской усобицы.

Благодаря ей иго держалось большую часть XV века, когда от Золотой Орды (разбитой великим Тамерланом) осталось фактически одно воспоминание.

После Едигеева нашествия 1408 г. на Москву пришел неурожай 1417–1418, связанный с экстремальными холодами, к голоду присоединилась чума, потом первая внутримосковская смута, которой активно пользовались внешние враги. «…А землю русскую остаток истратиша, межи собой бранячися» — глаголет летопись об усобице между великим князем Василием II и другими московскими князьями. Стереотип поведения, заложенный в варяго-русский период, породил еще один виток кровавых распрей. В это время в московской земле исчезла пятая часть деревень.

Орда разделилась на несколько орд и ханств, которые жили от грабежа Руси, а та билась перед ними в конвульсиях феодальной войны.

Великий князь Василий II вывел против хана Улуг-Мухаммеда на Нерль, в 1433, только полторы тысяч воинов, был разбит и взят в плен. И враги уводили русских в рабство «без счета».

Но порыв к объединению стал уже частью общерусской веры, поэтому москвичи заплатили за выкуп из плена своего князя невероятную по тем временам сумму в 200 тысяч рублей.

Иван III начинал с крохотного московского княжества. По выражению И. Солоневича, к этому времени «От колоссального древнерусского государства, занимавшего все пространство великой Восточноевропейской равнины, осталось меньше десятой части — всего около 50 тысяч кв. км „тощего суглинка“». Всего лишь небольшой клок неплодородной земли, затерявшейся в лесах между Окой и верхней Волгой и выплачивающих татарский «выход». Нет еще ни одного квадратного километра русской территории, не находящейся под иноземным господством, татарским или литовским. Таков был результат, и отнюдь не тирании, а распущенной вольности русской элиты.

Прежний код существования исчерпал себя полностью уже тогда, когда Древняя Русь погибла под татарскими саблями. И московская Русь находит его.

Московским «ноу-хау» была крепкая власть, которая опиралась не только и не столько на принуждение — невозможно принуждать народ, разбросанный по тысячам лесных деревенек. Невозможно и по чисто техническим причинам.