Хозяйствование на лестных росчистях, после пожога леса, давало первые годы неплохой урожай. Но населения было мало и они было рассредочены в небольших деревеньках (от одного до четырех дворов), затерявшихся среди лесов. Это определяло полное господство натурального хозяйства, дающего мало шансов торговому городскому капиталу. Наиболее подходящее имя этому государству — Русь Лесная.

Существовали и ополья, относительно густо заселенные территории с более интенсивным сельским хозяйством (двупольем или трехпольем) на границе леса и степи — но именно здесь князья собирали подати для Орды и для своих потребностей. Именно сюда приходился карающий удар степной конницы в случае материальной неудовлетворенности ханов и мурз.

В земледелии преобладали те культуры, которые были наиболее экономичны с точки зрения затрат труда (времени и рук в русском крестьянстве не хватало) и приспособлены к почвенным и климатическим условиям русской равнины.

Центральной культурой Руси Лесной, да и много позже, была озимая рожь. Ее отличала наиболее надежная урожайность, что для крестьянина нечерноземной России с ее долгими холодными зимами, летними заморозками, резкими колебаниями «мокроты» и «сухоты,» было важнейшим качеством. Такие культуры, как пшеница, греча, конопля не вызревали из-за недостатка тепла.

Устойчивость для Руси Лесной означала стабильность выплаты дани Орде — в этом заключался целевая функция для княжеско-боярской верхушки этого государства. Нарушение выплаты дани и недостаточные «поминки» означали для князей мучительную смерть в Орде или разорение податного населения в результате ордынского набега.

Однако, в отличие от предыдущего периода, основная масса сельских тружеников на Руси было лично свободной. Это уже не киевские смерды, а крестьяне, то есть христиане. Все они жили в самоуправляющихся общинах, в условиях низовой демократии. (Это на заметку Пайпсу, Янову и прочим гарвардско-оксфордским невеждам, повторяющим, что Московское государство не знало демократии.) На северо-востоке Русской земли начал формироваться особый тип общественного сознания, которое приведет к созданию московского «демократического самодержавия».

Татаро-монгольское иго было неблагодетельным для Руси, и тут я, в духе Лао-Цзы, добавлю, что именно поэтому оно стало благодетельным.

Чем сильнее были княжеские усобицы, чем чаще набеги, тем больше русское простонародье желало объединения страны и появления единой и мощной верховной власти.

В рамках концепции вызова-ответа (challenge-response), предложенной А. Тойнби, внешнее давление создаст новый тип русского государства. Однако от Руси Лесной вечным атавизмом для России осталось включение в международное разделение труда на чужих условиях, относительная изоляция от мировой торговли, пребывание национального ядра в зоне малопродуктивного сельского хозяйства, дорогое строительство, а также производство и транспорт, сильно зависящие от сезонных колебаний.

Подкреплю свое скромное мнение поэтическим взглядом Пушкина из письма Чаадаеву: «… у нас было свое особое предназначение. Это Россия, это ее необъятные пространства поглотили монгольское нашествие. Татары не посмели перейти наши западные границы и оставить нас в тылу. Они отошли к своим пустыням, и христианская цивилизация была спасена. Для достижения этой цели мы должны были вести совершенно особое существование, которое, оставив нас христианами, сделало нас, однако, совершенно чуждыми христианскому миру, так что нашим мученичеством энергичное развитие католической Европы было избавлено от всяких помех».

В результате кипчакской экспансии и монгольских завоеваний русское государственность и основная масса русского народа была перемещена на север и северо-восток.

Прежде чем рассматривать дальнейшее становление форм русской государственности, следует обратить пристальное внимание на базис, на природно-климатические условия хозяйствования.

Как четко и лаконично выразился академик Л. В. Милов: «Земледелие в пределах исторического ядра Российского государства имело жестко ограниченные мачехой-природой рамки». В начале XVI века имперский посол Герберштейн писал: «Область московская… неплодородная».

Климат определил самую важную постоянную особенность исторической России — это короткий сельскохозяйственный период. Речь идет о безморозном периоде с суммой температур, достаточной для роста и вызревания сельскохозяйственных культур.

Для допромышленной страны, слабо включенной в мировой рынок, это означало, что если не успел «хозяйствующий субъект» провести весь цикл сельскохозяйственных работ в указанный период, или помешали ему в этом погодные аномалии или вражеские набеги, то он, с большой вероятностью, становится трупом.

«Главной особенностью территории исторического ядра Российского государства с точки зрения аграрного развития является крайне ограниченный срок для полевых работ. Так называемый „беспашенный период“ составляет около семи месяцев. На протяжении многих веков русский крестьянин имел для земледельческих работ (с учетом запрета работ по воскресным дням) примерно 130 дней. Из них же на сенокос уходило около 30 дней», — пишет академик Милов.

Рабочий сезон для русского земледелия обычно длился с половины апреля до половины сентября (по новому стилю с начала мая до начала октября), около пяти месяцев, в северных районах и того меньше.

В Западной Европе из рабочего сезона выпадали лишь декабрь и январь. Даже в северной Германии, Англии, Нидерландах сельскохозяйственный период составлял 9–10 месяцев, благодаря Гольфстриму и атлантическим циклонам. На возделывание земледельческих культур, на заготовку сена, европейский крестьянин будет иметь примерно в два раза больше времени, чем русский крестьянин.

В западной Европе большая длительность сельскохозяйственного периода создавала возможности для равномерной постоянной работы, то есть, для лучшей обработки почвы. Как писал ученый-аграрий И. Комов, «…в Англии под ярь и зимою пахать могут».

Короткий вегетационный период усугублялся низкой суммой полученных температур. В середине XVI века лето в Московском регионе начиналось в середине июня, а в конце сентября уже приходили первые морозы. Всего безморозных дней в Московском регионе было около 110, температуры выше 15 градусов длились 59–67 дней. В Вологде по-настоящему теплых дней было 60, в Великом Устюге — только 48.

Русский крестьянин, кормящий семью из четырех человек, должен был обработать пашенный надел примерно в 4,5 десятины (около 5 гектар) посева. Таким образом, у него было 22–23 рабочих дня на десятину (1,1 га).

Нормальная обработка русского нечерноземного поля означало до четырех раз пройтись сохой перед посевом, до 6–7 раз отборонить после вспашки.

Но вот незадача — времени, отведенного русским климатом, для нормальной обработки указанного надела не хватало, поэтому крестьянин должен был или уменьшать площадь посевов, примерно до 2,5 десятин, или снижать качество обработки почвы, попросту говоря, халтурить.