— А как вы предлагаете нам убить лорда Рала? — с пылом спросила мать.

Себастьян выудил из миски еще один кусок рыбы.

— Для начала следует оставить у себя этот нож. Он гораздо лучше того, что есть у вас. Используйте вещь, принадлежащую противнику, чтобы бороться с ним. То, что вы, проявляя слабость, не хотите брать оружие, лишь на руку ему.

Мать сидела неподвижно, словно окаменев. Дженнсен никогда не слышала, чтобы кто-нибудь говорил подобное. Слова Себастьяна как-то странно действовали на нее, заставляя совсем по-другому смотреть на давно известные вещи.

— Я должна признать, что в ваших словах есть резон, — сказала мать. Голос ее смягчился, в нем слышалась боль и, похоже, сожаление. — Вы открыли мне глаза. Во всяком случае, до некоторой степени. Я не согласна, что мы должны пытаться убить его, поскольку слишком уж хорошо его знаю. Такая попытка будет равносильна самоубийству или вовсе закончится исполнением его цели. Однако я оставлю нож у себя и воспользуюсь им, чтобы защитить себя и дочь. Спасибо вам, Себастьян, за то, что говорили без обиняков и не обиделись на то, что я не хотела поначалу слушать вас.

— Я рад, что вы хотя бы оставите у себя нож. — Себастьян зубами стянул со своего ножа очередной кусок рыбы. — Надеюсь, он вам поможет. — Тыльной стороной ладони гость отер пот со лба. — Если ради спасения вы не хотите убить его, то что тогда намерены делать? По-прежнему бегать от противника?

— Вы сказали, что барьер снят. Я намерена уйти из Д’Хары. Мы попытаемся устроиться в другой стране, где Даркен Рал уже не сможет нас преследовать.

— Даркен?.. — Себастьян взглянул на нее, вонзая нож в новый кусок рыбы. — Даркен Рал мертв.

Дженнсен, всю жизнь спасавшуюся бегством от этого человека и бессчетное число раз просыпавшуюся среди кошмаров, в которых ее преследовали голубые глаза, наблюдающие за нею из каждого угла (а то и прыгающие на нее, и нет спасения, потому что ноги во сне будто не твои, и не удрать, и не спрятаться, и не защититься!), будто громом поразило. Раньше она каждый день жила с мыслью, что именно сегодня — тот день, когда он наконец поймает ее. Она представляла это тысячу раз, а затем тысячу раз воображала, каким ужасным пыткам он ее подвергнет. И не было дня, чтобы она не молилась добрым духам, чтобы они освободили ее от преследователя и его безжалостных неумолимых приспешников…

Только сейчас она поняла, что считала этого человека почти бессмертным. Как бессмертно само зло…

— Даркен Рал мертв? Этого не может быть, — произнесла Дженнсен, и слезы хлынули у нее из глаз.

Ее переполнило дикое — до боли в сердце! — ощущение сбывшейся наконец надежды… и в то же время необъяснимое ужасное предчувствие беды.

Себастьян кивнул:

— Это точно. Уже около двух лет, как я слышал.

— Тогда значит… значит… — Дженнсен никак не могла выразить появившуюся у нее надежду словами, — значит, он больше нам не угрожает? — Она помолчала, собираясь с мыслями. — Но, если Даркен Рал мертв…

— Теперь лордом Ралом стал сын Даркена, — сказал Себастьян.

— Его сын? — Дженнсен почувствовала, как надежды ее рушатся под натиском мрачной угрожающей силы.

— Лорд Рал нас преследует, — сказала мать, ее голос звучал сильно, спокойно и бесстрашно. Было ясно, что она не поддалась исступленной надежде. — Лорд Рал — он и есть лорд Рал. Он есть и был всегда. И будет всегда.

«Мама права, — подумала Дженнсен. — Лорд Рал будет всегда. Он бессмертен, как само зло».

— Его зовут Ричард, — сказал Себастьян. — Он теперь лорд Рал.

Ричард Рал… Что ж, Дженнсен знала теперь новое имя своего преследователя.

И внезапно все ее существо захлестнула жуткая мысль. Ведь раньше голос говорил: «Сдавайся!» — и произносил ее имя да эти иностранные, причудливые слова, которые она не понимала. Теперь же он требовал, чтобы она отдала свою плоть, свою волю. И если это был голос преследователя, как говорила мать, тогда новый лорд Рал должен быть даже более могущественным, чем тот злодей, его отец. Мелькнувшая на миг надежда спастись исчезла, оставив после себя бесконечное мрачное отчаяние.

— Этот человек… Ричард Рал… — мать пыталась разобраться во всех ошеломляющих известиях, — он получил власть… он стал лордом по наследству? Когда умер его отец, да?

Себастьян наклонился вперед, неожиданно в его голубых глазах вспыхнула глубоко таившаяся ярость.

— Ричард Рал захватил власть и стал лордом, убив своего отца. И если вы полагаете, что он представляет собой меньшую угрозу, чем его отец, то позвольте рассказать вам все… Именно Ричард Рал разрушил барьер.

Услышав такое, Дженнсен в замешательстве всплеснула руками:

— Но ведь это дает возможность тем, кто хочет бежать из Д’Хары, осуществить свои желания!

— Нет, он уничтожил великий барьер для того, чтобы его тираническое правление простиралось в земли, до которых не смог добраться его отец. — Себастьян ударил себя в грудь сжатым кулаком. — Он хочет ни что-нибудь, а мою родную страну! Лорд Рал — сумасшедший! Ему мало власти над Д’Харой. Он жаждет господства над всем миром.

Мать Дженнсен отвела глаза и неотрывно смотрела на пламя, глубоко опечаленная.

— Я всегда думала… вернее, надеялась, что, если Даркен Рал умрет, то, быть может, у нас появится шанс. Но записка, которую Дженнсен нашла сегодня, говорит о том, что сын намного опаснее отца и что я тешила себя пустыми иллюзиями. Даже Даркен Рал никогда не подбирался к нам так близко.

Дженнсен, шагнув от забрезжившей надежды к полному отчаянию, впала в оцепенение и почувствовала себя еще более напуганной. Но еще больше ее ранило отчаяние, появившееся на лице матери.

— Я оставлю себе нож, — повторила мать. И Дженнсен поняла, как сильно та боится нового лорда Рала и насколько ужасающе выглядит положение дел.

— Правильно, — сказал Себастьян.

Тусклый свет, льющийся из окон дома, отражался в разбухших от дождя лужах у входа в пещеру, а моросящий дождь рассекал отражение на тысячи искр, словно это были слезы самих добрых духов. Через день-другой лужи заледенеют. Но на морозе передвигаться будет легче, чем под дождем.

— Себастьян, — сказала Дженнсен. — Как вы считаете, мы можем убежать из Д’Хары? Может быть, нам отправиться в вашу страну, чтобы это чудовище нас не настигло?

Себастьян пожал плечами:

— Может быть… Но пока это чудовище живо, найдется ли где-нибудь место, до которого не смогут дотянуться его хищные лапы?

Мать засунула за пояс великолепный нож и сложила на коленях руки, сцепив пальцы в замок.

— Спасибо вам, Себастьян, — сказала она. — Вы нам очень помогли. Необходимость постоянно скрываться, к сожалению, обрекла нас на полное неведение. Вы по крайней мере нас немного просветили.

— Мне жаль, что новости оказались не слишком хороши.