Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дмитрий Кравченко с сыном Федором и экипажем осматривают найденную шлюпочную банку. 11 августа 1991 года. Фото: Юозас Казлаускас
К 8:00 вечера мы снова оказались в окружении льда. Мориц поставил наблюдателя на нос и аккуратно вел «Аспол» от одной полыньи к другой. Геннадий стоял рядом с ним и напряженно вглядывался в даль, на лице его проступила усталость. Арктическое лето подходило к концу, и с каждой ночью сумерки становились всё гуще. Луч радара на экране скользил по чудовищным нагромождениям льда. Человек на носу жестами показал, что «Аспол» должен сдать назад. Мориц поставил двигатель на задний ход, и катер снова оказался на чистой воде.
[Ф. Х.] Есть надежда, что лед немного отступит и у нас будет возможность пройти проливом Вилькицкого, но при таком прогнозе погоды море может замерзнуть за неделю. Мы почти не общаемся: мысли у всех заняты льдом. Днем температура была 13 °C, но морская вода переохлажденная: перемена направления ветра может привести к резкому понижению температуры и быстрому образованию льда во всей акватории.
Перед тем как превратиться в лед, поверхность морской воды покрывается слоем ледяной каши, которую называют шугой или ниласом. Это густая сероватая масса, медленно качающаяся на поверхности моря. Нилас может затвердеть в одно мгновение. Кристаллы льда начинали забивать патрубок подачи воды в двигатель.
В ледяной ловушке
Геннадий разбудил Морица в 6:00 утра, и, когда нидерландец поднялся в рубку, он обнаружил, что «Аспол» пришвартовался к «Виллему Баренцу». Выглянув в окно, он увидел о чём-то совещавшихся между собой Геннадия и Кравченко. Франс, заметив за стеклом Морица, указал на необъятную стену льда, простиравшуюся до самого горизонта. «Мы возвращаемся в Диксон?» – спросил Мориц. «Думаю, что нет, – ответил Франс, – они ищут обходной путь». Франс предпочел бы повернуть назад. После Диксона на «Виллеме Баренце» не хватало экипажа. Вернувшись в рубку, Геннадий сообщил о решении: «Будем пока что плыть вдоль ледяного барьера». Мориц завел мотор и повел свое судно за «Виллемом Баренцем». Катера несло течением вместе с дрейфующими льдинами. К вечеру ветер усилился, и в сумерках экспедиция наконец нашла прибежище в небольшой бухте на полуострове Михайлова в архипелаге Шхеры Минина. Дмитрий сообщил нидерландцам, что в этом самом месте укрывался знаменитый русский полярный исследователь Владимир Русанов на «Геркулесе» во время его печально закончившейся экспедиции 1912–1913 годов. В 1973–1975 годах Кравченко возглавлял одну из поисковых групп, шедших по следам экспедиции Русанова. В полумраке северной ночи льдины, подгоняя друг друга, проплывали мимо исторической бухты.[19]
Когда на следующее утро Мориц и Геннадий взобрались на ближайшую сопку, чтобы осмотреться по сторонам, настроение у них упало. Далеко, насколько мог видеть взгляд, их окружал сплошной лед. «Дальше идти невозможно», – уверенно заявил Геннадий. Но когда они вернулись на катера, Дмитрий и слышать об этом не желал. Оставив свои суда стоять на якоре в безопасной бухте, они прошли 9 километров до расположенной на полуострове метеостанции, чтобы разузнать на ней про ледовую обстановку в этом районе.
Два дня спустя Кравченко решил, что ждать больше нет смысла. 30 августа, спустя неделю после выхода из Диксона, они покинули полуостров Михайлова. Перед тем как сняться с якоря, Мориц записал их координаты – 75°04’ N, 86°29’ E и направление – 40° на северо-восток. Около 12:30 Дмитрий вызвал Морица по рации и приказал «Асполу» идти вперед. «Лед становится всё толще, но его по-прежнему можно сравнить с кубиками льда в стакане с кока-колой», – написал Мориц. Радар показывал паковый лед в 22 морских милях (40 километров) впереди. Мориц повернул на восток, чтобы избежать столкновения с ледяным полем, но вскоре они опять увидели перед собой блеск льда. Через непродолжительное время маленькая флотилия вошла в полосу быстро сгущавшегося тумана. В 18:00, передав вахту Геннадию, Мориц дополз до своей койки, но уснуть не получалось. Лежа с открытыми глазами, он слышал, как двигатель глох и заводился снова. «Они пытаются освободиться ото льда», – думал он. Через некоторое время он решил было, что лучше уж ему снова подняться, как тут наше маленькое суденышко жутко накренилось, последовал мощный удар и стук двигателя оборвался.
[Ф. Х.] Ближе к вечеру лед сомкнулся позади нас. После того как мы много часов плыли на северо-восток поперек дрейфующего льда, все просто валились с ног от усталости. Потом широкий проход закончился, и мы вошли в узкий извилистый коридор. «Аспол» шел первым, а я сзади смотрел, как у него получится пройти. Геннадий, стоявший у руля, развернулся слишком широко, а затем резко крутанул в другую сторону, и я увидел, как катер налетел кормой на паковый лед. «Вот упрямец, ты своего добился!» – подумал я. Естественно, «Аспол» сразу остановился, и люди вышли осмотреть винт. Руль был поврежден, и лопасти винта погнулись. Дмитрий крикнул мне, чтобы я готовил буксирный конец. Я уже держал его наготове. Двигаясь носом против ветра, мы вернулись к «Асполу» по сужавшемуся коридору. Когда буксирный конец был закреплен, нам еще надо было развернуться. Дул сильный ветер, и лед постоянно перемещался. Теперь «Аспол» отделяла от «Виллема Баренца» лишь небольшая льдина. Дмитрий приказал встать на носу, чтобы отталкиваться баграми: у нас получилось немного отжать лед. С «Асполом» на буксире Дмитрий попытался двигаться вперед. Движущийся паковый лед грозил в любую минуту раздавить наши суда. Угол ледяного поля уже начал вдвигаться в пространство между ними. Очевидно, что он скоро разделит нас, даже если мы вытравим буксирный конец. Внезапно мы дали крутой дифферент, словно бы вся корма «Виллема Баренца» поднялась из воды. Дмитрий выбросил буксирный конец за борт, пробормотав что-то вроде: «Сам теперь разбирайся».
[M. Г.] Нос «Аспола» продолжал подниматься, и крен на правый борт составлял уже почти 40 градусов. Крик стоял неистовый. Мы зависли на льду на несколько секунд. Все стояли неподвижно. Затем лед под нами затрещал, и «Аспол» провалился в воду. Мы вздохнули с облегчением и перевели взгляд на «Виллема Баренца». Но он тоже оказался в трудном положении. Геннадий понятия не имел, что делать дальше. «Бога ради, подай сигнал бедствия!» – сказал я ему. Немного поколебавшись, он схватил рацию и выкрикнул: «Мэйдэй, мэйдэй, мэйдэй!»[20]
[Ф. Х.] Мы медленно дрейфовали в разные стороны, двигаясь