— Почему именно до конца месяца? — спросил он спокойно. Он успел научиться скрывать свои мысли и чувства.

— Потому что день моего рождения — второе декабря.

Рассказывая, Мей стояла спиной к Адаму, но теперь повернулась и посмотрела ему в глаза, и ее взгляд обжег его.

Она ему нравилась. Действительно нравилась. Она обладала живым умом и силой воли, и, несмотря на пропасть между ними, у них было много общего. Он любил покой ухоженных садов Колридж-Хаус и конюшню, где она держала своих животных. Все было таким чистым, хорошо устроенным.

Ему нравилось, что у нее есть своя кастрюлька для варки кофе, а на блюде всегда найдется печенье домашней выпечки. Что никто, кроме нее, не знает о его присутствии. Ни ее дед, ни его семья. Это было так не похоже на постоянный кошмар его жизни дома.

Но она не принадлежала к числу девочек, с которыми мальчики хотят показаться на школьной дискотеке.

Он зря думал, что об их встречах никто не знает. Его любопытная сестренка выследила его и заставила привести Мей на дискотеку.

Это было ужасно. На других девчонках были брюки в обтяжку или юбки, едва прикрывавшие ягодицы. На ней — что-то постыдно старомодное. И почти никакой косметики. Ему было неловко в ее обществе и стыдно за свою неловкость. Он пригласил ее танцевать.

Она не знала современных танцев. Он взял все в свои руки и прижал ее к себе. Вблизи ее волосы пахли как цветы после дождя, и его пьянило ощущение ее мягкого теплого тела. Она всколыхнула его. Все, что было крепко заперто на дне его души, вырвалось наружу. То, из-за чего он иногда приходил на конюшню, рискуя попасться на глаза ее деду или садовнику. Или, еще хуже, экономке.

Ее кожа была такой нежной, что ему захотелось дотронуться до нее. Дотронуться до Мей. Поцеловать ее. И ее глаза, влажно-черные при тусклом освещении школьного спортзала, сказали ему, что она тоже этого хочет. Но не тут, где все могли их увидеть и посмеяться над ними.

Они побежали домой через парк. Мей отперла калитку, они забрались в конюшню. Трудно было сказать, кто из них дрожал сильнее, когда он целовал ее, но оба они знали, чего хотят.

И сейчас это воспоминание встряхнуло его как электрический разряд.

— Тебе нужно найти мужа до конца месяца? — спросил он, отрываясь от своих жарких темных мыслей.

— Есть приписка, которая касается Колридж-Хаус, — пояснила она. — Если наследник не вступит в брак до своего тридцатилетия, дом отойдет правительству.

— Он следит за тобой даже из могилы, — заметил Адам.

Мей вспыхнула.

— Никто не знал, — сердито произнесла она.

— Никто-никто?

— Память моего деда пострадала от инсульта, а бумаги, которые хранились в конторе Дженнингсов, пропали несколько лет назад во время наводнения.

— И ты даже не подозревала?

Она покачала головой:

— Мама умерла задолго до своего тридцатилетия. К тому же она считала брак пережитком. — Слова застряли у нее в горле, и она резко отвернулась, чтобы Адам не увидел слез. — Она послала бы всех ко всем чертям, не стала бы жертвовать своими принципами.

Он старался сдержать радость победы. Эта девочка, эта женщина, которая с тех пор, завидев его, переходила на другую сторону улицы, вот-вот лишится всего. Ее дед, этот «поразительный» человек, который считал, что он, Адам, не достоин дышать одним воздухом с его драгоценной внучкой, оставил ее на его, Адама, милость.

— А до инсульта? Почему он ничего не сказал тебе раньше?

— Зачем? Я была помолвлена с Майклом Линтоном. День свадьбы был уже назначен.

Майкл Линтон. Он видел в газетах объявление об их помолвке. А его сестра тогда только об этом и говорила. С завистью и отвращением одновременно. С завистью, потому что Мей должна была стать леди Линтон, хозяйкой большого имения и роскошного дома в Лондоне. С отвращением, потому что она выходила за человека, который по возрасту годился ей в отцы.

— И что же случилось? — спросил он. — Почему вы не поженились?

— Майкл считал, что дедушке будет лучше в доме престарелых. Я не согласилась, но он постоянно приносил мне какие-то брошюры, возил смотреть разные дома престарелых. Он не хотел меня слушать. Так что я в конце концов вернула ему кольцо.

— И он отступил?

— Ему нужна была жена-экономка, которая вписалась бы в его образ жизни, вела бы его хозяйство. И он не хотел обременять себя инвалидом.

— Если бы он присмотрелся к твоему стаду хромых уток, то понял бы, с кем имеет дело.

Она покачала головой. Ее глаза блестели, щеки были мокры от слез, но на губах играла улыбка.

— Адам, Майкл не перелезал через ограду парка, пока садовник смотрел в другую сторону. Он всегда входил через парадную дверь.

— Значит, ты не заставляла его помогать тебе ухаживать за твоими животными? — спросил он, и она покраснела.

— Не думаю, что он оценил бы эту честь. Он, вероятно, пришел бы в ужас, если бы увидел, что я вскарабкалась на дерево, чтобы спасти котенка. К счастью, мне никогда не приходилось этого делать при нем. — Она слегка вздрогнула. — Человек не видит несчастных с заднего сиденья «роллс-ройса».

— Ему же хуже, — заметил Адам.

— И мне.

— Ты была бы с ним очень несчастна.

Она покачала головой.

— Но ты же не собираешься сдаваться? Я не верю, что суд примет эту поправку во внимание. К тому же, если правительство отберет у тебя дом, в прессе непременно поднимется шум и гам.

— Многим приходится гораздо хуже, чем мне, Адам. Не думаю, что кампания за сохранение пятнадцатикомнатного дома за одинокой женщиной и ее экономкой будет иметь успех.

— Это тебе сказал Фредди Дженнингс? — спросил Адам. — Ты консультировалась с юристами?

— Фредди обещал поговорить с судьей. Но поскольку дедушка несколько раз мог аннулировать поправку и не сделал этого, у меня практически нет аргументов. — Она беспомощно развела руками. — К тому же это не очень меняет дело. Понимаешь, у меня все равно нет свободных денег. Мне пришлось бы многое продать, чтобы заплатить налог на наследство. Даже если бы я выиграла дело, мне все равно пришлось бы продать дом, чтобы оплатить судебные издержки. А если я проиграю…

Если она проиграет, это будет просто финансовый крах.

Что ж, это в какой-то степени радует. Но не так, как возможность получить все, о чем он мечтает.

— То есть ты хочешь сказать, что не можешь взять на себя заботу о Ненси только потому, что вот-вот лишишься дома? А если бы ты вышла замуж, все было бы в порядке, — заключил он и, не дожидаясь ответа, потому что фактически не задавал вопроса, продолжил: — Твой день рождения второго декабря. Времени мало, но успеть можно.

— Успеть? — повторила она, нахмурив брови. — Что ты имеешь в виду?