Это же она делала и теперь. Расстегивала пуговицы на его рубашке и медленно отступала к спальне. Она целовала каждый его синяк. Тихонько застонала, когда он зажал ее между колен.

Он терялся в жаре ее поцелуев, сладости ее прикосновений, чувствовал себя возрожденным, созданным заново, пока ее тихие вскрики не затмили все остальное, требуя последнего, главного штриха картины любви.

— Пожалуйста, Адам, пожалуйста, — торопила она.

И от этих трех слов мир пошатнулся.

Он отстранился от нее, почти скатился с кровати, стремясь убежать от того, что едва не сделал.

Мей, в страхе, что вдруг сейчас сказалось все, что он пережил, что он нездоров, схватила халат и бросилась к нему. Он сидел в кресле, закрыв лицо руками.

— Что с тобой? Ты нездоров? Тебе плохо? — Она опустилась перед ним на колени.

— Нет.

— Скажи, в чем дело.

— Я хотел заставить тебя умолять меня.

Она взяла его за руку, но он вырвался:

— Я хотел затащить тебя в постель твоего деда и заставить молить меня. Думаешь, я проникся сочувствием, когда ты сказала, что вот-вот потеряешь дом? Я был в восторге. Ты была у меня в руках. Я хотел написать свое имя поверх имени Колридж. Представлять тебя везде как миссис Вейвелл, жену презренного оборванца. Затащить тебя в постель твоего деда и заставить просить.

— Так что ты хочешь сказать? Что я просила недостаточно? — спросила она. — Или ты хочешь подождать, пока мы вернемся домой?

Он поднял голову:

— Нет, нет… Я был неправ. Я тебя недостоин. Но я думал, что, может быть, если я буду терпелив, ласков, заботлив, может быть, через год, когда ты сможешь получить свободу, если захочешь, я смогу предложить тебе стать моей женой по-настоящему.

— Через год?

— Я готов ждать сколько угодно. Я люблю тебя, Мей. Я никогда не желал никакой другой женщины так, как желал тебя. Желаю тебя.

— Нет. — Она покачала головой, встала, отступила на шаг. — Целую страшную неделю я думала, что тебя нет в живых, и кляла себя за то, что не сказала тебе, как люблю тебя, пока могла. А потом я, идиотка, решила, что не стоит наваливать на тебя мои эмоции. Так вот. Я понимаю, почему ты чувствовал то, что чувствовал, но я ждала тебя больше десяти лет, Адам Вейвелл. — Она развязала пояс своего халата, и халат соскользнул на пол. — Я не хочу терять еще один год. А ты?

Она протянула к нему руки, и ей показалось, что прошла целая вечность, прежде чем он взял их и притянул ее к себе.

Звонари ждали, чтобы начать звонить изо всех сил. На хорах стояли певцы с голосами ангелов. Церковь позади Мей была полна знакомых. Пришли и те, кого она еще не знала, но должна была узнать в будущем. Здесь были Фредди, мать Адама, Саффи, Мишель и его родители. Ненси в коляске, в пене розовых кружев, следовала за ней, как почетная подружка невесты. И Робби — еще одна подружка невесты.

Все было точно так, как она представляла себе много лет назад. Церковь украшена розами, миртом и плющом. Она несет в руке букет роз цвета бронзы, такая же роза сияет в петлице Адама.

Все так и не совсем так. Даже знаменитый местный дизайнер Джина Вагнер не смогла втиснуть Мей в платье ее обычного размера. Одна из ее мастериц работала над платьем до самого утра, расширяя его в талии, чтобы не создавать неудобств той новой жизни, которой они с Адамом дали начало во время своего, так сказать, медового месяца.

Точно так и совершенно не так. Потому что, будучи подростком, она не знала, что именно она будет чувствовать. Та мечта была мечтой несчастной девочки о победе.

Сегодня все было по-настоящему. Она и Адам встали у алтаря, викарий начал говорить:

— Возлюбленные мои! Мы собрались сегодня здесь, чтобы благословить брак Мей Колридж и Адама Вейвелла.

Главным чувством была радость, празднование благословенного союза любви — данной и принятой.