— Наверно, так. Не знаю. Тебе виднее, какой я.

Вокруг нас двигалось, шумело и смеялось множество людей, и я почувствовал, что устал быть среди толпы. Взглянул на темный бельэтаж, подумал вслух:

— Если б мы не стояли под твоими окнами, я мог бы долго провожать тебя домой.

— Ты в самом деле можешь провожать, — вдруг согласилась Бет. — Здесь сейчас никто не живет. Да и вообще тут в некотором роде явочная квартира. Сюда являются все, кому не лень. Проходной двор. Но сейчас некому толпиться: сестра уехала, ребята тоже. Пойдем?

Мы пробрались сквозь толпу и вышли на бульвар, под сень больших деревьев. Свет проникал туда довольно слабо, шум затих, и Бет сказала, продолжая разговор:

— Ты действительно не авантюрист. Почти. Но ты попал в иррациональные обстоятельства. И будет лучше, если ты сам в них разберешься.

— Это правила игры?

— Нет. Но мне кажется, что ты поверишь только себе самому, особенно когда столкнешься с этим иррациональным.

— Почему-то я до сих пор ни с чем таким особенным не сталкивался.

— Сталкивался, просто не обращал внимания.

Далеко впереди показался свет: бульвар упирался в перекресток или уже в набережную. Я остановился.

— Ты устал? — спросила Бет.

— Устал от шума, света и толпы. Мы можем постоять тут три минуты?

— Конечно, можем.

Бет больше не казалась испуганной девочкой. Это был вполне взрослый и вполне уверенный человек, с которым можно было, не дрогнув, обсуждать все, что угодно. Я сказал:

— У меня есть один вопрос, и он мешает мне думать о другом. А нам ведь важно, чтобы я думал?

— Важно, — согласилась Бет.

— Ну, так вот. Правильно ли мне показалось, что ты — ты сама! — не скажешь мне «нет»? Или вопрос не решен?

— Вопрос решен, — ответила Бет твердо. — Ты все правильно понял. Только дело сейчас не в том, что решу «я сама»…

— Нам предстоит встреча с Кащеем?

— Нет, Кащея я уже переиграла. И ты переиграл — когда решил задачу. Встретиться с ним, конечно, можно… Но ты уверен, что готов жить в сказке?

Я осторожно взял ее за плечи и попытался заглянуть в глаза, но было слишком темно.

— Ну конечно, ты бываешь лишь в сказках, — сказал я тихо.

— Я не бываю, я есть, — сказала Бет все так же твердо. — А ты и сам Иванушка…

Дальше все оказалось просто, легко и удивительно по-детски. Вот так бы я, наверно, целовал в макушку свою младшую сестренку — если б она у меня когда-нибудь была. Не буду, впрочем, врать, что дело так и кончилось макушкой.

Над нами, наверху, в кронах деревьев, шумел ветер. А нам какое дело?

— Разбойник ты, Иванушка, — сказала Бет. — Ты же теперь совсем не сможешь думать.

— Смогу. Теперь как раз смогу. А во-вторых, я не разбойник и даже не совсем дурак. Я умею слушаться. Сделаю все, как ты скажешь — раз уж я ничего не понимаю в иррациональных обстоятельствах.

— Тогда… не надо больше так… Все-таки подожди.

— Да, хорошо. Слово даю, что до решения всех проблем буду вести себя, как дипломат на королевском приеме. И думать тоже обещаю.

Положим, от обещания до исполнения могло пройти сколько угодно времени, если бы ветер не переменился. Ровный шум перешел в резкие порывы.

— Дождь будет, — сказала Бет как-то отстраненно.

Вдали как будто громыхнуло. Следующий порыв ветра плеснул в нас холодом и влагой.

— И очень сильный, — сказал я. — Бежим куда-нибудь.

Мы побежали вниз по бульвару, к свету и людям.

На перекрестке, в строгом соответствии с теорией «вседостаточности», стояло несколько машин. Таксист болтал с другим шофером. Увидев Бет, он бросился навстречу, распахнул дверцу машины и просиял всем существом.

— Вот хорошо, — сказала Бет. — Сначала отвезем тебя, потом — меня. Мне дальше.

Но у меня сложился другой план.

— Для тебя безопасно ехать одной в такси? — спросил я.

— Для меня? — она словно удивилась. — Да. Абсолютно.

— Ты уверена?

— Вполне. Не беспокойся об этом.

— Хорошо. Тогда пусть он везет тебя, а я дойду пешком. Здесь близко.

— Сейчас ливень начнется.

— Я успею. Садись.

Бет послушалась. Водитель захлопнул дверцы и уехал, а я, не торопясь, спустился к порту. Дождь накрыл меня на финишной прямой. С меня текли ручьи, по улице неслась река, а в море, вниз, летели водопады. И все это гремело и сверкало.

Войдя в свой домик, я не стал даже щелкать выключателем. Сказалась давняя привычка — в Крыму в грозу никогда не бывает света. Свечка и спички лежали на кухне. Неверный теплый огонек освещал ванную, пока я отмокал в горячей воде. Потом я нашел в шкафу бутылку местного вина (очень хорошего — здесь, кажется, из принципа не делали ничего «так себе» и хуже), сел для профилактики пьянствовать и думать. Раз обещал — куда же денешься?

Дождь шумел усыпляюще, и я чувствовал легкую качку — будто опять сидел на палубе «Дельфина», но голова оставалась довольно-таки ясной. Одна проблема стала очевидной сразу. Россия не провинция — конечно, кто бы спорил. Нет над нами Рима и никакого кесаря. (Об этом можно даже отчасти пожалеть: у римлян сроду не было проблем с порядком, вот уж кто наши антиподы по менталитету.) Так вот, Россия не провинция, но разделить мое столичное житье — по-моему, я этого не стоил. И даже если Бет согласилась бы на такое, я все равно не имел права везти ее в Москву. Я мог только догадываться, какая сила охраняла границы этой страны, но за ее границами мы станем «абсолютно уязвимы», как сказала Бет в первый вечер. Из этого следовало лишь одно реальное решение, и я не был к нему готов. За первой мыслью потянулись и другие… Нет смысла все их пересказывать.

Наконец моя свечка оплыла, а кружка опустела, и я решил, отставив ее в сторону, что думать можно в темноте и лежа. А едва лег, как тотчас заснул и спал по-московски — полдня. К счастью, никто не зашел навестить меня с утра пораньше, не полюбовался на этот натюрморт с бутылкой.

Бет появилась позже, на закате. Взглянула на меня исподлобья, кивнула.

— Ты начал думать.

— Да, я уже вменяемый, со мною можно иметь дело.

С этого началась новая эпоха нашей жизни. Мы часами бродили вдоль моря. То по камням, то по песку, то прямо по воде, из бухты в бухту, а потом обратно. Мы никогда никого не встречали, и я подозревал трюки с пространством, но вел себя, как обещал, дипломатически корректно, без экзальтации. Мы просто разговаривали. Отвечали на вопросы.

Бет первая начала спрашивать и слушала меня так, что я выложил ей всю мою жизнь во множестве деталей. Эффект был поразительный. Сначала жизнь слилась с накатом волн и вкрадчивым шипеньем пены, с нее смыло тяжесть и боль, и осталась почти сказка. Потом мне начало казаться, что Бет всегда находилась со мной. Маленький вдумчивый свидетель, сопереживающий мне шаг за шагом. Я рассказал ей даже про свою почти женитьбу (в общих чертах — по ходу сюжета). Бет выслушала спокойно и сказала: