Вспомнились наши последние минуты, как ятащил его насебе, хотя мог быдать стрекоча. Илья поступил бытак же. Так ужунас повелось ссамых младших классов: держаться друг задруга. Как еще выжить ментенышу ипрофессорскому сыну? Нам бынаединоборства походить, желательно— насамбо, новнашей деревне небыло ничего такого. Тренерам платили копейки, ибольшинство ушло торпедами вбанды. Зато имелась музыкальная школа. Музыканты вбандах ненужны.

— Давай качаться,— предложил я.

— Так нет качалок. Даже гандбол закрыли. Так ябысрадостью, тыжезнаешь.

— Амы— наплощадке. Перчатки боксерские уотца есть, онменя кое-чему научил.

Про «научил» я, конечно же, соврал. Онменя научил снаряжать гильзы иотливать дробь. Единоборства— память прошлой жизни. Ноперчатки действительно были, ияуверен, что отец мне ихотдаст, радуясь, что сын-тюфяк становится мужиком.

— Круто!— просиял Илюха.— Когда начнем?

— Дахоть сегодня после физры.

Прозвенел звонок, имыпобежали нахимию натретий этаж иобнаружили вклассе вестника апокалипсиса.

Назадней парте наблюдался Синцов, черная метка нашего класса, прогульщик, курильщик инюхатель клея. Онявлялся раз-два вмесяц, сидел надвух-трех уроках назадней парте иисчезал. Иногда вставал и, демонстративно зевая, уходил прямо посреди урока. Сегодня черную метку получил, похоже, я, потому что Синцов весь урок сверлил взглядом мой затылок.

Наверное, это должно было меня деморализовать изапугать, ноядаже вызвался кдоске иполучил пятерку, кудивлению химички, все красиво исвязно рассказав. Людмила Федоровна, наша химичка, была замечательным человеком, нонемогла донести материал, потому химию непонимали, азубрили. Похоже, после моего выступления кое-кто ипонял.

Ивот прозвенел звонок. Синцов сразу подорвался, подошел кмоей парте. Илюха напрягся, яоткинулся наспинку стула. Синцов склонился надо мной идохнул влицо чем-то едким, химическим.

— Хана тебе, поросеночек!— Оносклабился, демонстрируя черные зубы.

Яизобразил растерянность истрах, захлопал ресницами, словно собрался заплакать.

— Ачто ясделал?

Вот теперь Синцов отвесил челюсть. Действительно ведь, разве такой, как я, мог обезвредить двух гопников, которые ктому жестарше?

— Тыродился,— прошипел он.

— Ну, извини,— развел руками я.— Ябольше небуду.

Девчонки напервой парте прыснули исложились.

— Тебе хана, понял?

Взарождающийся конфликт вмешалась химичка:

— Синцов! Анувон изкласса!

Людмила Федоровна умела сделать зверское лицо, потому еебоялись. Синцов направился кдвери, указав наменя пальцем.

— Яжеговорил,— вздохнул Илья.— Уних один завсех ивсе заодного.

Кнам повернулась Гаечка иуверила:

— Явсе слышала. Онтебе угрожал. Хочешь, схожу кдиректору? Нузадолбали же!

Ямотнул головой.

— Спасибо, Саша, разберусь.

Спасало, что мой класс оказался наудивление приличным для этих мест. Ниодной девчонки, промышляющей натрассе, разве что Фадеева, ноона тихая, изгопников— только Синцов, итот науроки неходит.

— Пойдем?— Илья поднялся.— Похоже, тренировка сегодня отменяется. Нехватало, чтобы нас наплощадке отловили, они там все время толкутся.

Повсем урокам, кроме первого, русского, где меня неспросили, яполучил пятерки. Даже нафизре спринт пробежал, побивая рекорды иудивляя физрука. Когда занятия закончились, мысперва решили остаться наплощадке, нояпридумал кое-что получше, обратился кучителю:

—Виктор Аркадьевич!— Онобернулся.— Нам нужно отработать захваты впартере, наматах. Увас жесегодня уроки наулице? Можно позаниматься вспортзале? Обещаем все после себя убрать!

Физрук ажопешил, отудивления ажвеснушки наего простецком лице проступили четче. Онсмерил нас взглядом иссомнением вголосе сказал:

—Хорошо. Только шею себе несверните. Захваты уних, понимаешь. Ичто высобираетесь захватывать? Галактику?

—Возьмите меня запредплечье,— улыбнулся я, оносторожно сомкнул пальцы намоем запястье.— Обеими руками возьмите исожмите крепче.

Онсомкнул пальцы. Яподнял вверх большой палец, как если быпоказывал «класс», ухватился занего левой рукой. Движение вверх слегким поворотом— иясвободен.

Брови физрука поползли налоб.

—Там некоторые приемы впадении, инадо валяться,— объяснил яизаверил:— ноничего опасного.

—Валяйте уже,— махнул рукой он, имыпобежали.

Ввалились враздевалку, где стоял гвалт, ивсе парни сразу смолкли.

—Что, кости нам перемываете?— нестал молчать я.

—Синцов пообещал, что тебе хана,— снизошел доответа Петя Райко.

—Иче, ставки делаете?— Явзял свою сумку иперекинул через плечо.— Кто принимает деньги? Ставлю насебя. Реально, пацаны. Ставлю сотку, что никто мне ничего несделает.

Мелкий азербайджанец Рамиль Меликов добавил:

—Они тебя хотят… вобщем, чтобы тызакукарекал. Вот.

Илья, стоящий замоей спиной, закашлялся, Меликов продолжил:

—Предупредил, что всех, кто будет тебе помогать…— Ончиркнул ребром ладони погорлу.

—О, как.— Япротянул ладонь Райко, нотот нестал пожимать мою руку.— Ну, ввас янесомневался, вы— реальные пацаны. Сильные исмелые, что песец.

Кабанов виновато отвел взгляд. МысИльей переглянулись, иясказал:

—Дапонимаю: ссыкотно, зла недержу. Бывайте.

—Эй,— окликнул меня Райко, яобернулся.— Удачи!

Яничего неответил, мывошли впустой игулкий спортзал, вытерли подошвы кед. Яогляделся ирезюмировал:

—Хреново, что нет ничего для бокса. Ладно, небеда, будем прокачивать физуху ипотом— немного борьбы вконце.

Илья зябко повел плечами, яобъяснил:

—Внашем мире ценятся ударники. Бьешь сильно— тыкрутой, аборьба сильно недооценена, потому что менее зрелищна. Хотя впоединке боксер-борец нефакт, что выиграет боксер.

Илья потер подбородок испросил без энтузиазма:

—Предлагаешь заниматься борьбой? Тыэто разве умеешь?

Яеще как умел: ивармии натаскивали, ивзрелом возрасте занимался самбо иновомодным джиу-джитсу. Четырнадцатилетний Павлик, конечно, неумел ничего.

—Боксировать мыбыстро ненаучимся, атак унас будет преимущество, наши противники ведь вообще вборьбе ноли. Что ятебя уговариваю, давай лучше покажу.

Ярасстелил маты. Прикинул, небудет лижестко падать нетренированному Илье. Нет, нормально. Друг смотрел наменя скептически, морщил лоб.

—Того, что тыначитался инасмотрелся,— сказал он,— будет мало нетолько для того, чтобы научить меня, тыисам это повторить несможешь.