25июля 2025г.

Кто только придумал эту пафосную чушь: «Оставь меня»⁈ Ниотодного раненого неслышал: «Пашка, брось меня, спасайся сам!» Потому что каждому человеку невыносимо хочется жить!

Вот прям как мне сейчас. Икак контуженному Илюхе сраздробленной, перетянутой жгутом ногой, которого яволоку.

Пыль набивалась вноздри, цементировала язык. Слюна пересохла, ворту была Сахара. Рюкзак, куда ясунул литрушку воды, сгорел вбэтээре вместе совсей снарягой.

Только собрался поднять голову, как над нами прошелестел снаряд, обдав нас волной рассекаемого воздуха. Бабахнуло. Явжался вдернувшуюся землю, навалился назастонавшего Илюху. Вбашке зазвенело, изаложило уши. Рывок, еще рывок. Дочего жетяжело! Возраст, мать его!

Силы иссякли, иязамер, упершись лбом всогнутую руку ислушая, как, заглушая стрекот далекой перестрелки, набатом ввисках пульсирует кровь. Выберусь, буду бегать кроссы иизкачалки невылезу. Какой жеянемощный! Даивес лишний набрал.

Перекрывая трескотню выстрелов, хрустнула, дернувшись внашу сторону, огромная сосна, наискось подрезанная осколком. Близость нелепой смерти придала мне сил, чтобы согнуть ногу ивыбросить всторону утяжеленное броней тело, апотом подтащить ксебе Илюху. Впоследний раз хрястнув, разломился рассеченный ствол. Рухнул ненанас, авоткнулся вземлю колом.

Жить! Никому янахрен ненужен— аподи жты! Жить мне хочется. Илюхе тем более хочется, его младшей восемь, даСветка…

Ба-бах! Почва опять дернулась— как тело под ударом. Яупал, закрыв застонавшего Илью собой. Ляп-ляп-ляп— посыпались клочья земли.

— Держись, брат,— хрипнул я, высунул шлем изокопа, повертел имтуда-сюда— снайпер несреагировал.— Давай ясейчас встану, атысправа наменя обопрись и— наздоровую ногу. Оке? Тут донаших недолго осталось.

Яскрючился, вытряхнул землю изволос иподставил спину Илье, перехватил друга закорпус. Онпрыгнул пару раз, иего колено подогнулось, онпотряс головой, износа иушей хлынула кровь. Явыругался.

Пришлось схватить его под мышки иволочь изукрытия вукрытие.

— Че-то тихо,— прохрипел Илюха вовремя очередного привала.— Некдобру.

Яприслушался. Вдалеке забахали отлеты снаших позиций. Враг молчал. Враг будто собирался ссилами для сокрушительного удара.

— Некдобру,— кивнул я, поволок друга впосадку, ноположил, увидев возле воронки присыпанный землей труп.

Захрипела исмолкла рация наего поясе, яснял ее, отмечая, что диод, как инамоей разбитой, закрашен маркером— когда она работала, оночень ярко светил.

— Леший, как слышно?— донеслось сквозь помехи.

— Леший мертв. Говорит Зверобой,— откликнулся я.— Прием?

— Слышу тебя, Зверобой. Насвязи Батя.

— Батя, уменя трехсотый, нужна помощь!

Ответил треск помех, когда онпрервался, яспросил:

— Батя, что происходит? Враг отступает?

— Да, сворачивается. Зверобой, оставайся наместе, помощь выехала.

— Некдобру,— прошелестел Илья, закрывая глаза.— Что сворачиваются. Что-то тут нето.

Попозвоночнику снизу ивверх растеклось холодящее душу дурное предчувствие. Яподобрал флягу, оброненную покойным Лешим, жадно припал кгорлышку, хлебнул… Горло обжег спирт. Твою ж! Откашливаясь, ясел рядом сИлюхой, потрепал его заплечо.

— Брат, мысмогли. Занами уже едут.

Яупал наспину, раскинув руки. Доведенное добелого каленья светлое июльское небо. Ниоблачка. Нивороны, нистрижа— вся живность разлетелась, вспугнутая перестрелкой, или сгинула.

Если слышишь пулю, значит, эта пуля нетвоя. Я, конечно, сдохну, как ивсе. Но— невэтот раз. Пока— жить! Потрескавшиеся губы растянулись вулыбке. Жи-и-ить! Яеще отхлебнул изфляги— стало благостно испокойно. Иеще глоток. Понемногу отпускало.

Жить!

Минут через пять занами приехал УАЗик. Выскочил длинный парень, неразборчиво представившись, нервно потряс мою руку. Метнулся кИлюхе, сквозь штаны всадил ему вбедро промедол. Вдвоем мысперва положили труп Лешего вкузов. Илюху взяли под руки, поволокли туда же.

— Тыкак, соседство сдвухсотым переживешь?— спросил я.— Если посадить тебя спереди, там раненую ногу не…

Водила резко бросил Илью, запрокинул голову.

— Оппушки-воробушки!— Иупал наземлю, закрывая голову руками.

Все, что язаметил— расчертивший небо инверсионный след… Испугаться янеуспел. Вспышка, выжигающая глаза, и…

Меня будто ударили под дых, подбросили над землей, бестелесного илегкого: смотри, мол! Иясмотрел, неимея глаз, как красиво поднимается облако ядерного гриба, как деревья вспыхивают факелами ирассыпаются пеплом, как сметает взрывной волной дома заброшенной деревни, где базировались наши.

Апотом раз— итемнота небытия, вкоторой плыл ласковый женский голос, успокаивал, уговаривал. Мама? Как янистарался, как нитянулся кнему, немог уловить смысла— слова уворачивались, будто скользкие рыбины.

Все-таки, Пашка, тебя прихлопнули, причем именно вэтот раз! Ноесли яподох, топочему еще мыслю?

Сперва яощутил свое тело: оно было невероятно легким, только голова болела. Аеще намне будто быкто-то сидел. Потом пришли запахи. Точнее один— запах весенней свежести. Инаконец обрушились звуки: детские голоса, шелест шин ишум мотора. Зрение невозвращалось.

Яослеп? Тобыл неядерный взрыв, итеперь я, обгоревший обрубок, вбольничке? Но— стрижи, шелест шин, голоса. Именя кто-то оседлал— зачем?

— Даонласты склеил,— проговорили хриплым голосом, меня легонько ткнули вбок.— Вставай, гнида опухшая!

Меня, обгоревшего ислепого, взяли вплен наобмен? Бред. Проще пристрелить. Ноглавное, почему ничего неболит, иоткуда эта легкость? Вкатили наркотики?

— Дануего. Валим, а?— Второй голос был писклявым, как уподростка.

— Харэ валяться, нессы!— Пощечина наотмашь.

Пощечина? Меня взяли вплен боевые три-два-расы? Вдвойне опасно!

Потом кто-то приподнял меня загрудки иприложил затылком обземлю. Совсем охренели— над раненым издеваться? Петушары! Япопытался это сказать, носвязки неслушались, иполучился утробный рык. Ясобрал всю свою злость ика-ак двинул того, кто так бестолково сидел намне. Хрясь! Похоже, попал внос. Ивот тебе еще на! Поднявшись, я, хоть ничего иневидел, столкнул ссебя пленителя, скрутил руки заспиной ипринялся вбивать его башку вземлю.

— Ахтысучонок!— Последовал ощутимый удар позатылку, там словно шарики заролики заехали, зрение включилось, ияувидел пленителя, которого бил: подросток лет пятнадцати сзалитым кровью лицом.

Недоросший мародер?