не возражала, потому как решила пока присмотреться ко всему сама и только потом делать выводы. А тут уже успели раньше меня сделать выводы. Хм… я робкая и тихая… забавно. Помнится, моя настоящая бабуля, вздыхая, говорила:

— Ты, Катерина, сразу, с порога, свой характер не демонстрируй! Глядишь, какой-нибудь парень сдуру и женится на тебе!

Ну, это лирика. Интереснее другое — почему это Игнатьевна своевольничать взялась? Не слишком ли много воли взяла? Надо всё-таки на отца Василия плотненько так давить, пусть рекомендует мне нормального управляющего. Сегодня ещё на публике побуду робкой овечкой и хватит. Завтра начну устраивать все по-своему.

Верка взялась меня проводить до часовни, хотя я и так не заблудилась бы — круглая зелёная крыша ее была хорошо видна от господского дома. Думаю, что девчонке просто хотелось поглазеть на приезжих гостей, чтобы потом можно было на кухне обсудить это событие. В деревне особых развлечений нет, родины — крестины, свадьба да похороны — вот и весь набор увеселений. Да я и не возражала, пусть идёт, будет хоть подсказывать, кто есть кто среди приехавших.

Глава 7

За часовней виднелось аккуратно огороженное кладбище. Вопреки моим ожиданиям, я не увидела никаких мрачных склепов, только ровные ряды крестов. Видимо, склепы всё-таки европейское изобретение. Или в деревнях их просто не было. Неподалеку от входа в часовню стояло штук пять открытых колясок, одна закрытая карета и две телеги. Мы подошли ближе. На крыльце стояли незнакомые мне люди, мужчины и женщины, немного в стороне от крыльца неуверенно топтались несколько мужиков в чистых рубахах и лаптях.

Двери в часовню были открыты, оттуда тянуло сладковатым дымком. "Ладан" — подсказал мой воспитанный интернетом мозг. И доносилось то ли заунывное пение, то ли тихое бубнение. Короче, предтеча нашего рэпа. Я только поднялась на крыльцо, как из дверей показался мой вчерашний знакомец, блондин Иван Аркадьевич Пешков. Под руку он бережно поддерживал женщину лет пятидесяти на вид, в темном платье и капоре.

Сразу видно, от кого унаследовал сын свою красу. Хоть уже и увядала красота помещицы Пешковой, но женщина все ещё сохраняла привлекательность. Единственно, что портило впечатление, так это надменное выражение лица и недовольно поджатые губы. За ними шла следом молодая девушка, практически девочка, тоже удивительно похожая на мать. И небольшого ростика девчонка в одежде горничной. Она зябко передёргивала плечами на холодном ветру, тогда как хозяйки, и старая и молодая, одеты были по погоде.

Увидев меня, направляющуюся к дверям часовни, Иван Аркадьевич поспешил навстречу мне, торопясь представить спутниц и выразить соболезнование. Вот, вовремя мне Вера подсказала насчёт перчаток и "шляпочки с тюлькой"! И ручку для поцелуя прилично протянуть, и совсем незаметной скорби не видно. А вздыхать тяжело я умею. За годы экзаменационных вопросов научилась.

Иван Аркадьевич галантно представил мне своих спутниц.

— Катерина Сергеевна, простите, что представляю вам свою маменьку и сестру при столь скорбных обстоятельствах, но всё-таки позвольте представить — моя матушка — Аполлинария Семёновна и моя младшая сестра — Анна Аркадьевна. От лица всей нашей семьи приношу вам наши глубочайшие соболезнования и уверен, что вы всегда будете иметь в нашей семье самую искреннюю и добрую поддержку и опору в разных жизненных ситуациях.

Ого, как галантерейно завернул! Даже не сразу смысл можно уловить! Я так поняла, что, мол, прибегай, Катька, ежли что, всегда обогреем, обласкаем, обдерем, как липку.

А если ещё и вспомнить наказ Пелагеи Степановны — выходить замуж за Ваньку Пешкова. Замуж я, конечно, пока что не собираюсь, имею надежды на возвращение в свой мир, но сам Ванька так ничего, симпатичный, галантный, сочувствующий. вот маменька его… Была у меня подружка Танька, дружили мы ещё со школы. Хорошая девчонка, не зазнайка, и отец ее тоже, несмотря на то, что почти олигарх. Вот мать Танькина… взгляд и выражение лица у нее такое же было. Хотя она могла похвастаться лишь законченной средней школой где-то в Больших Мухоморах. Вот и маменька Аполлинария Семёновна также смотрит, как нувориши из моего времени.

Да бес с ними, меня это сейчас меньше всего волнует. В часовне было достаточно людно, посередине стоял гроб с покойницей, рядом стоял отец Василий и размахивал предметом на длинной цепи, похожим на школьную чернильницу периода 50–60 годов прошлого века. Я такую видела в музее краеведческом, когда всем классом водили нас на экскурсию. Как же эта штука называется? Мой интернетный мозг подсказал — "Кадило". Из этого кадила валил голубоватый дым, приторно-сладковатый. На небольшом возвышении стояли двое мужчин в черных одеяниях, один что-то бубнил, второй подхватывал песнопением. Дуэт, короче.

Народ услужливо расступился, пропуская меня к месту скорби. Я встала с одной стороны домовины, отец Василий стоял с другой, Игнатьевна топталась в ногах у гроба. Других родственников усопшей не наблюдалось. Наконец, священник перестал дымить кадилом, взошел на возвышение и начал проповедь. В коей он перечислял заслуги Пелагеи Степановны, выражал мировую скорбь по поводу ее кончины, грозил геенной огненной всем вероотступникам и злодеям. Говорил он так красиво и витиевато, что я заслушалась, не особо вникнув в смысл речи. Как мне показалось, что я даже дреманула слегка, на сытый желудок оно всегда в сон клонит.

Очнулась я от того, что народ тихо зашелестел, потянувшись к выходу. Четверо дюжих мужиков подошли к гробу, протянули под ним два длинных куска материи, крякнули, подняли гроб и понесли к выходу. Следом шли и священник со своим причтом. Поспешила и я к выходу.

Сама церемония погребения прошла как-то быстро, все уже устали, продрогли на холодном весеннем ветру и душой стремились в дом, к поминальному столу. Если честно, то мне тоже хотелось скорее закончить с этими тягостными процедурами. Поэтому, как только все действия на кладбище были закончены, я торопливо пригласила всех присутствующих на поминальную трапезу в дом. В дом приглашалась только "чистая" публика, народец попроще приглашался в людскую, там тоже накрывались столы.

Публика, в ожидании трапезы, находилась в большой гостиной, кое-кто из них подходил ко мне, выражал соболезнования, заодно и знакомились. Так, мне представились Стишанины из Марьинки, Веремеевы из Зеленодолья, многочисленное семейство Вербицких из Сычёвки. Мне они показались достаточно приятными людьми, вежливыми и воспитанными. Но