сама. Нешто же можно такую красоту щелоком да рубилом портить? Не извольте сомневаться, все чистенькое!

Надо же, какая расторопная девчонка! Натянув пижаму и теплый салоп, укутав голову теплой шалью, мы побрели в темноте в дом, ориентируясь на фонарь у входа. В своей опочивальне отпустила отдыхать горничную, сама улеглась на пышную перину, покрутилась с непривычки — слишком мягко — и принялась думу думать. Благо, было о чем.

Перво-наперво, хоть и жутко не хочется, надо принять и понять, что я и в самом деле попала. То есть, я — самая настоящая попаданка, попаданистей некуда. Хоть плачь, хоть смейся. Пока возможностей вернуться в свой мир я не вижу, возможно, со временем и появится такой шанс. Но пока надо устраиваться жить здесь и так, чтобы сохранить свою жизнь и здоровье, то есть, с максимальными возможностями и удобствами. Что в это время достаточно непросто. К тому же, имея на руках убыточное хозяйство. И меня саму, не имеющую никакого опыта работы.

Но также я отчётливо понимала, что нет другого варианта у меня, как собрать себя, свои кое-какие знания в кучу, вычесть отсюда мою природную лень, и начинать работать. А для этого необходимо провести тотальную ревизию всего, что мне досталось. И завтра с утра обязательно заберу у Игнатьевны ключи от кабинета, от стола в нем, не знаю, есть ли сейф там, но узнаю обязательно. И от мансарды тоже. Хватит этих тайн мадридского двора.

Постараюсь узнать у Верки, она девчонка словоохотливая да примечающая, отчего это Игнатьевна возымела такую власть в поместье. И надо налаживать отношения с соседями. Поместья здесь не самые крупные, да ещё война катком прошлась по многим из них, в одиночку трудно будет выплывать. Надо будет как-то кооперироваться, выбирать направления специализаций и так далее. Идея помещика Вербицкого весьма интересна и перспективна, но одному ее точно не потянуть, надо искать соинвесторов. Как обычно, идей в голове у меня много возникает, проблема в том, что заниматься их воплощением в жизнь я не хочу, лень-матушка вперёд меня родилась. А теперь… нет у меня за спиной ехидной, но надёжной бабули, пусть безалаберных, но если обратиться, то обязательно помогающих родителей, ни деятельной сестрицы Светки, которая всегда зрила в практический корень.

И что-то мне стало так жалко себя, так я рассуропилась, что заплакала тихонько в подушку. Выплакавшись и устав от сего действа, я начала погружаться в сонную дремоту. Но не тут-то было! Меня напугал и разбудил холодный мокрый собачий (волчий?) нос, шумно сопящий и тыкающийся мне в лицо. Я испуганно подскочила и тут же получила в голове порцию информации.

— Спишь, а у тебя воры объявились! Добро твое, теперь уже наше, умыкнуть хотят! Сава хромой давно спит в своей каморе, а вражины доску в заборе отодвинули и в сарай наметились. Доски сзади выдирают. Сегодня на поминки двух свиней забивали, да использовали только мясо от одной. А вторую решили на солонину да закоптить. А то посевные работы начнутся, людишек надо будет добре кормить. Я слыхал, сегодня Марфа, мать Верки твоей, говорила своим помощницам. Велела на завтра тузлук (крепкий солевой рассол — прим. автора) приготовить.

Я помотала головой, прогоняя сонную одурь. То есть меня сейчас грабят? И кто? И никто ничего не видит и не слышит? А как же местные кабыздохи? Вчера ночью они весьма голосисто тявкали! Я подскочила одеваться, надо бежать, спасать добро! Мне даже в голову не пришло, чем я буду защищать то самое добро и с кем, коли все спят сном праведников. Торопливо путалась во всех этих завязках, то ли дело — наша одежда — впрыгнул с разбега в штаны и кроссовки и можно бежать. Хаська тем временем раздавал руководящие указания.

— Ты пока народ поднимай, а я задержу уж ворье! Не местные мужички-то, нет на них запаха тутошнего. Двое их. И лошадь с телегой там, в лесочке за забором. Что? Псы дворовые? Так спят они, кто-то их сон-травой угостил с вечера, пахнет из их мисок. Я-то на кухне у Марфы ел, там все чисто. Марфа баба добрая и жалостливая, хорошо кормит. Ну, я побег! Если услышишь чего — не пугайся! Это я шалю! Давно не веселился.

Хася убежал, следом понеслась и я, хотя и боялась свалиться с лестницы в темноте. Про свечу я даже и не вспомнила, азарт погони захватил и меня. Вихрем пронеслась по служебному коридору, где были расположены отдельные каморки для прислуги, тарабаня во все двери и вопя во все горло — Караул! Грабят!

Народ с перепугу (ещё бы, голосок-то у меня иной прорезается командирский, от дедушки!) выскакивал в чем был. А я уже неслась дальше по переходу в людскую. Подняла и там людей, сама выскочила через черный ход во двор. За мной трусили полуодетые мужики, сверкая нижними портками. По-моему, они так и не поняли, в чем дело, но раз барыня велит бежать, значит, надо бежать. Бабы отставали от нашего авангарда, оно и понятно — пока все эти рубахи — сарафаны натянешь…

Возле черного хода я нашла здоровую сухую ветку, видимо приготовленную для утренней растопки печи, и подхватила ее. Теперь неслась по направлению к хоздвору, волоча за собой эту ветку (сил поднять ее грозно вверх у меня не хватало), поднимая ею такие клубы пыли, что бегущие следом мужики дружно принялись чихать и кашлять. Где-то на середине пути к месту преступления мы услышали такое, что впору было бежать менять портки.

Хорошо, Хася меня предупредил, а то бы и я кхм… оконфузилась. Вой, постепенно переходящий в инфразвук, отдавался внутри, заставляя холодеть не только душу, но и кишечник. Сердце переместилось куда-то поближе к пяточным костям и отказывалось вернуться на законное место. Мужики, трусившие за мной, остановились и нервно затоптались на месте. Догнавшие их бабы тоненько завизжали. И только я, как храбрый Мальчиш-Кибальчиш, продолжала свой забег.

По-прежнему пыля веткой, я подбежала к тому сараю с ледником, где хранилось мясо вышеупомянутой свинки. Следуя информации от Хаси, обогнула сарай и увидела по настоящему инфернальную картину — темнота, смутно виднеется дыра в задней стене сарая, рядом с дырой валяется на земле неясная фигура, рядом мешок. Ещё одна фигура застряла в той самой дыре с мешком на плече. То ли из-за мешка