Когда мы были в 90 километрах от цели, сопровождавшие нас истребители отвалили от группы и бомбардировщики остались одни.

Мы шли на большой высоте, надев кислородные маски: пальцы, крепко державшие штурвал, стыли, в сердце чувствовалось легкое покалывание, каждое движение на такой высоте давалось с трудом. Нас радовала лишь мысль о том, что мы с каждой минутой приближаемся к цели и скоро нанесем врагу жестокий удар…

По заранее разработанному плану мы должны были произвести бомбометание с высоты 4 тысяч метров. Командир группы капитан Серегин пошел на снижение. Вслед за ним устремились остальные бомбардировщики.

Когда мы снизились метров на пятьсот, на нас, километров за семьдесят до цели, налетели вражеские истребители, которые с пикирования пошли в атаку. Один истребитель напал на наш самолет. Мой стрелок-радист, старшина Фурман, дал несколько коротких очередей из пулеметов. Вражеский истребитель поспешил зайти в хвост, где он был прикрыт от нашего огня стабилизатором. Истребитель поболтался там, зашел справа и открыл огонь по бакам с горючим. Огнем было перебито управление элероном правого крыла. Машина пошла с левым креном — штурвал в моих руках повернулся сразу на 180 градусов.

Я повернул штурвал обратно, с большим трудом выровнял машину. Старшина Фурман открыл огонь по вражескому истребителю. Тот вдруг «клюнул» и «посыпался» вниз, к земле. Только тут я увидел пробоины в правом крыле своего самолета и заметил в зеркале, как к стабилизатору, срываясь в стремительном ветре, поползли языки яркокрасного пламени.

Я с минуты на минуту ожидал взрыва баков с горючим. На всякий случай расстегнул кобуру и положил револьвер поверх комбинезона, решив, если самолет рухнет на вражескую землю, парашютом не пользоваться. Однако, хотя крыло было охвачено пламенем, я продолжал итти к цели, догоняя идущий впереди самолет. Пытаясь выровнять самолет, я убрал газ правого мотора, отжал доотказа руль поворота правой ногой, дал полностью газ левому мотору и стал действовать левым элероном… Все же машина не выходила из крена.

В это время в трубке переговорного аппарата послышался голос штурмана, начальника связи эскадрильи, старшего лейтенанта Полянично:

— Теперь уже недалеко до цели!

Я дал газ правому мотору, поставил ноги нейтрально и слегка отдал штурвал, чтобы увеличить скорость. Пламя стало понемногу гаснуть. Однако едва исчезли языки пламени, как на меня накинулся «Фоккер Д-21».

Он пошел в атаку справа, пулеметной очередью пробил баки с горючим и хотел повторить атаку, но я пристроился к левому звену первой девятки и попрежнему шел к цели, не сворачивая с боевого курса.

Бомбы мы положили хорошо, с высоты 4 тысяч метров.

При отходе от цели, на развороте, я отчетливо видел вокзал, охваченный пламенем, и разбитые железнодорожные составы, над которыми вздымались клубы черного дыма.

Не успели пройти и 15 километров от цели, как у меня сдал правый мотор. Пришлось итти на одном левом моторе, которому я прибавил газ.

Наступал вечер. Солнце заходило. Хотелось поскорее миновать вражескую территорию, но все же я не давал полного газа, надо было жалеть мотор и иметь запас оборотов. Так мы пролетели сотни километров.

Но вот показался аэродром. Пошел на посадку. Едва машина пробежала по земле метров двести пятьдесят-триста, как ее стало сильно разворачивать вправо. Пришлось остановиться на середине аэродрома. Я вылез из кабины и занялся осмотром машины. Что стало с ней! Всего я насчитал 27 пробоин. Жаль мне было свою машину — обгорелую, страшную, изрешеченную пулями, и в то же время гордился я, что, несмотря на атаки истребителей, несмотря на пожар, возникший на самолете, выполнил боевое задание командования и сумел благополучно вернуться на аэродром.

Этот полет явился для меня, да и не только для меня, а и для всей нашей эскадрильи, проверкой, школой работы в боевых условиях. Он научил нас не сдаваться, не сворачивать с боевого курса ни при каких условиях и до конца выполнять свой священный долг, долг воинов Красной Армии.

Капитан С. Купцов

Искусство штурмана

В дни штурма белофинских укреплений в районе Суммы, 11–13 февраля, немало пришлось поработать и нам, штурманскому составу боевой авиации.

13 февраля наша эскадрилья получила боевой приказ — разрушить деревоземляные сооружения и уничтожить живую силу белофиннов в 2 километрах западнее Аутио. Наша девятка взлетела и легла на курс к линии фронта. Изучив район во время предыдущих полетов, я уверенно вел девятку на цель, несмотря на крайне неблагоприятную погоду.

У линии фронта облачность снизилась до 300 метров, видимость уменьшилась до полукилометра. В таких условиях роль ведущего штурмана особенно велика. Я непрерывно следил за картой и землей, одновременно контролируя курс по компасу. Основными ориентирами для точного выхода на цель были озера Куолема-ярви и Хатьялахден-ярви (мы их называли «штаны»), Сумма, дорога, идущая к этому пункту, Аутио и Хуумола.

Когда полетели над дорогой к Сумме, мы увидели наши войска. Они продвигались в сторону противника. Не теряя из виду дорогу (она была за лесом), девятка достигла Аутио. Над Аутио был сделан поворот влево. В это время я открыл люки — сигнал для ведомых: «приготовиться к бомбометанию». Через одну-две минуты мы у цели. Небольшой доворот на нее, и бомбы посыпались на головы белофиннов.

Домой мы вернулись целыми и невредимыми, хотя и нашли в наших самолетах пулевые пробоины.

Что поучительного было в этом полете для штурманов?

Все штурманы вели детальную ориентировку по карте крупного масштаба. В случае отрыва какого-либо экипажа от девятки, штурман мог бы самостоятельно привести самолет к цели. Ведомые штурманы непрерывно следили за действиями ведущего и автоматически их воспринимали и повторяли. Этому ведомые научились во время предыдущих боевых полетов. Штурманы Гройсман, Климов, Кирюхин, Нургалеев, Братяга замечательно сработались со мной, ведущим штурманом.

Следует отметить, что в воздухе я имел постоянного заместителя — капитана Кирюхина. У командира нашей девятки тов. Локотанова постоянным заместителем был тов. Трусов (ныне Герой Советского Союза). Его экипаж мог в любую минуту заменить нас в воздухе и повести эскадрилью на врага.

Обычно за 10–12 километров до цели для ориентировки и маневра мы переходили с десятиверстки на карту крупного масштаба. Зная, что над целью нас встретят огнем артиллерии или пулеметов, я примерно за 10 километров до цели изменял курс на 20–30 градусов. После двух-трех таких изменений курса я давал тов. Локотанову боевой курс на 30–40 секунд.

Правда, меняя курс, мы нередко попадали в зону огня зенитной артиллерии (в особенности над Выборгом, Тронгсундом и Раван-саари). В этих случаях мы применяли маневр не только по направлению, но