— Кто были кавалеры Дульси до замужества?

— Она их быстро меняла, все выбирала… Искала золотую жилу.

— Как насчет Вэла? Он тоже искал золотую жилу?

— Зачем? Ему уже застолбили участок.

— Он помогал в клубе? — спросил Броди.

— Не то чтобы помогал… Короче, Джонни никогда не доверял ему свои деньги.

— Так что же произошло между Дульси, Вэлом, Джонни и Чинком?

— Вроде бы ничего.

— Так-так. У Вэла были враги?

— Не было. Он не так устроен.

Лицо Броди пошло пятнами.

— Черт, но не сам же он всадил себе нож в сердце?

— Такое тоже бывало, — заметила Аламена.

— Не тот случай. Это уже ясно. Он не был ни пьян, ни под действием наркотиков. Конечно, это пока предварительное заключение, все покажет вскрытие, но почему он оказался в корзине в это время суток?

— Может, его ударили ножом и он в нее упал?

— Нет, его зарезали, как раз когда он в ней лежал. По состоянию хлеба он явно понимал, что в корзине уже кто-то до него побывал. Может, он даже видел, как падал в нее из окна преподобный Шорт. Вот я и хочу задать один простой вопрос. Почему он спокойно там лежал, почему позволил кому-то наклониться и вонзить в него нож и не оказал ни малейшего сопротивления?

— Он не ожидал, что такое может сделать друг. Он, возможно, решил, что с ним хотят пошутить, — отозвалась Аламена.

Все три детектива внутренне напряглись.

— Думаете, это друг? — спросил Броди.

— А вы так не думаете? — отозвалась Аламена, пожимая плечами и слегка разводя руками.

Броди вынул из стола нож. Аламена спокойно посмотрела на него, словно видела сотни таких ножей.

— Это он?

— Похож.

— Вы его раньше видели?

— Вроде нет.

— Вы бы узнали его?

— В Гарлеме все ходят с ножами. Как их отличишь?

— Такие ножи в Гарлеме у очень немногих, — возразил Броди. — Это нож ручной работы, шеффилдской стали, сделанный в Англии. Его можно купить в Нью-Йорке лишь в одном месте — «Аберкромби и Фитч», Мэдисон-авеню. Он стоит двадцать долларов. Разве может обычный гарлемский бандит поехать в центр Нью-Йорка за импортным охотничьим ножом, выложить двадцатку и оставить его торчать в теле жертвы?

Лицо Аламены приобрело странный желтоватый оттенок, а в ее темных глазах появился страх.

— Почему бы нет? — прошептала она. — Как говорится, мы в свободной стране.

— Вы свободны, — отрезал Броди.

Они молча, не шелохнувшись, смотрели, как Аламена встала, оправила платье и странной напряженной походкой лунатика вышла из камеры.

Броди вынул из кармана трубку и пластиковый кисет. Он долго набивал ее, потом чиркнул кухонной спичкой о край стола и стал раскуривать трубку.

— Кто это полоснул ее по горлу? — спросил Броди сквозь клубы дыма, держа трубку во рту.

Гробовщик и Могильщик старались не смотреть друг другу в глаза. Вид у них внезапно сделался смущенный.

— Джонни, — наконец сказал Могильщик.

Броди напрягся, но тотчас же расслабился.

— Она подавала на него в суд?

— Нет, дело обставили как несчастный случай.

Стенографист перестал смотреть в свои бумаги и уставился на них.

— Она сказала, что он просто валял дурака. Шутил…

— Хорошие шутки, — заметил стенографист.

— Почему? — удивился Броди. — Почему он это сделал?

— Она слишком к нему прилепилась, — пояснил Могильщик. — Ему нравилась Дульси. Аламена его не отпускала.

— Она все еще его не отпускает?

— Ну да. Он чуть не перерезал ей горло и теперь привязан к ней на всю жизнь.

— Странный способ привязать к себе человека.

— Наверное. Но это Гарлем. Здешние люди рады, что еще живут.

Затем вызвали Чинка.

Он заявил, что начал вечер с маленькой дружеской игры в покер у себя в квартире. В половине второго игра кончилась, и на поминки он приехал в два часа ночи. Он ушел без пяти четыре, ибо у него было назначено свидание с Куколкой в соседнем доме.

— Перед уходом вы не посмотрели на часы? — спросил Броди.

— Я сделал это в лифте.

— Где был преподобный Шорт, когда вы уходили?

— Преподобный? Черт, я не заметил. — Он немного помолчал, словно припоминая, потом сказал: — Кажется, стоял возле гроба, но я могу и ошибиться.

— Что происходило на улице, когда вы вышли?

— Да ничего. У бакалеи стоял цветной полицейский, охранял коробки и ящики. Может, он меня припомнит.

— С ним кто-нибудь был?

— Разве что призрак.

— Ладно, дружище, давайте-ка оставим комедию и перейдем к фактам, — раздраженно буркнул Броди.

Чинк доложил, что ждал Куколку в вестибюле, но, когда они поднялись на второй этаж, где была ее квартира, она что-то раскисла, и тогда он пошел за марихуаной к знакомому, который жил на той же улице.

— Где? — спросил Броди.

— Угадайте сами, — предложил Чинк.

Броди пропустил вызов мимо ушей.

— На улице были какие-то прохожие? — спросил он.

— Когда я вышел, то увидел, что из дома появилась Дульси. И тотчас же мы увидели тело Вэла в корзине.

— А до этого вы видели корзину?

— Да. В ней был самый обыкновенный хлеб.

— Когда вы встретили Дульси, вокруг не было никого?

— Нет.

— Как она себя повела, увидев труп брата?

— Закатила истерику.

— Что она сказала?

— Не помню.

Броди предъявил ему нож.

Чинк признал, что примерно так же выглядел нож, торчащий в груди Вэла, но сказал, что до этого его не видал.

— Преподобный Шорт показал, что на следующий день после Рождества вы передали этот нож Дульси возле его церкви и показали, как им пользоваться, — сказал Броди.

Потное желтое лицо Чинка побледнело так, что сделалось похожим на грязную простыню.

— Этот сукин сын напился допьяна своим чертовым зельем, — прорычал Чарли. — Я не давал Дульси никакого ножа, а этот вижу в первый раз.

— Но вы преследовали ее по пятам, как кобель, — сказал Броди. — Об этом говорят все.

— За это не вешают, — буркнул Чарли.