В замкнутом пространстве кабинета Казанцеву было неуютно. За месяц он так и не привык к этим стенам, рабочему столу, креслу и… бездействию.

Утро в госпитале начиналось с доклада дежурного врача, после чего он сам лично осматривал тяжелых больных, потом ординатор приносил ему на утверждение расписание операций на день. Он оперировал самых сложных пациентов и ставил напротив их фамилии галочку.

Казанцев сделал глубокий вдох и почувствовал запах операционной…

«Компьютеров не хватает, в общежитии на кухне старые плиты, душ только по четным числам», – повторил за Маргаритой Казанцев и посмотрел на портрет Пирогова. Хирург с мировым именем смотрел на него как на чужака.

– Вот так. Теперь будем вместе работать, – сказал Казанцев портрету, как только Пикуза закрыла за собой дверь. – Я знаю, Николай Иванович, что вы душой и сердцем за Маргариту. Не бойтесь, если не справлюсь, сам освобожу этот кабинет, – пообещал Казанцев и достал личные дела членов администрации.

Он еще раз бегло просмотрел содержимое бумажных папок, восстанавливая в памяти, кто есть кто. Потом послышался шум в приемной, и секретарь доложила, что вся администрация в сборе.

Административная пятиминутка затянулась на два часа. Маргарита Сергеевна представила Казанцева. Говорила она правильные слова, подчеркивая, что такой человек, за плечами которого огромный организаторский и врачебный опыт, находка для любого учебного заведения.

– Осталось пожелать вам, Марк Дмитриевич, терпения, понимания и плодотворной работы, а мы, в свою очередь, постараемся поддержать все ваши начинания.

В подтверждение своих слов Маргарита Пикуза без тени превосходства посмотрела на Казанцева и села на свое новое место в конце стола.

– Что сказать о себе? – немного растерялся Казанцев. – Окончил Ленинградскую военно-медицинскую академию, служил, полковник медицинской службы в отставке. Надеюсь на совместную долгую и плодотворную работу. Предлагаю продолжить знакомство в процессе работы.

О себе Казанцев сказал коротко и сухо. Сидящие в кабинете были уверены, что новый директор начнет говорить о своих подвигах, героизме и трудностях военной жизни, о которых они на гражданке и помыслить не могли. И когда этого не случилось, облегченно перевели дыхание, почувствовав в сидящем во главе стола мужчине особую надежность.

Казанцев обвел взглядом своих новых подчиненных и искренне улыбнулся, сам не ведая, что в один миг, без особого усилия, расположил к себе собравшихся в кабинете женщин.

Когда напряжение, витавшее в воздухе, рассеялось, в душе Маргариты шевельнулась ревность.

Следуя субординации, первой слово взяла заместитель директора Кудрявцева Людмила Аркадьевна. Вопросы касались педагогической нагрузки и расписания занятий.

…Устьянцева не могла читать лекции в первой половине дня, потому что ребенок учится во вторую смену. Крылова в начале нового года уйдет в декрет, а кто-то из преподавателей умудрился уйти в отпуск, так и не сдав годовой отчет.

В его прошлой жизни такого просто не могло быть, чтобы кто-то не выполнил его приказ. В армии приказы не обсуждаются, приказы – выполняются. Иначе не бывает.

Фамилии провинившихся коллег ему ни о чем не говорили, знакомство с коллективом, по совету Пикузы, он начнет в сентябре, с каждой цикловой комиссией в отдельности.

Казанцев перевел взгляд на портрет Пирогова и оторвался от созерцания великого хирурга, только когда услышал свое имя. Вопрос Людмилы Аркадьевны он прослушал. Пришлось неопределенно кивнуть головой.

Дальше слово взяла Белевич, и он был весь внимание. Смотреть на нее было приятно, и дело было не только в фигуре, а скорее в живой мимике на лице и глубоких серых глазах. Говорила Виктория быстро и громко, давая понять, что эта информация касается всех, и даже тех, кто внимательно рассматривает то ли Пикузу, то ли портрет Пирогова.

Его жена всегда говорила тихим монотонным голосом, считая, что повышать голос неприлично, и только когда обижалась, ее голос приобретал живость и звучность.

«Как она только умудряется сохранять привлекательность, работать и одновременно воспитывать троих детей?» – Казанцев вспомнил семейное положение Белевич.

Юля сделала аборт, когда он попал в плен. Через три месяца их обменяли на пленных чеченцев, и он благополучно вернулся домой, получив отпуск на два месяца. Он долго пытался понять, как вообще такое могло случиться. Юля обиделась, потому что он своим вопросом делал ей больно. «А как бы я жила одна с ребенком?» – недоумевала жена. И он тоже не смог ответить на ее вопрос.

– …Михайлюк Станислава Игоревна, заведующая сестринским отделением, стаж работы на занимаемой должности два года.

О состоянии дел в отделении Станислава говорила обстоятельно и подробно, сохраняя улыбку на пухлых губах, и все время смотрела исключительно на Казанцева.

«Наверное, между собой ее зовут Стасей? – успел подумать Казанцев. – И отделение у тебя показательное: все студенты-должники пересдали сессию, к учебе допущены, и осталось мне только поставить подпись в приказе. И за этой подписью она зайдет позже», – догадался Казанцев. Он опять посмотрел на портрет Пирогова, мол, сам видишь, какие дела творятся. И улыбнулся сам себе.

– С первого сентября у нас вакантную должность заведующего фельдшерским отделением займет, – Казанцев запнулся и быстро подсмотрел в еженедельник, – Хмелевский Руслан Васильевич.

– Почему Хмелевский? – недоуменно спросила завуч. – Руслан Васильевич далеко не лучшая кандидатура. Честно говоря, я думала, что это всего лишь сплетня.

Кудрявцева только из уважения к Маргарите не стала дальше говорить о Хмелевском. Попроси ее вдруг кто оценить по пятибалльной шкале человеческие качества Руслана Васильевича, она аккуратно вывела б ему слабенькую троечку. «Отлично» можно было поставить Хмелевскому только за внешность, ухоженность и умение себя любить.

Однажды он решил, что в его жилах течет голубая кровь, и с тех пор вел себя так, словно боги отправили его с небес на грешную землю исключительно по технической ошибке, и ему, полубогу, приходится терпеть весь этот земной беспредел: ходить каждый день на работу, для которой он не создан, вместо воздушной виллы ютиться в небольшой квартире земной женщины и трястись в общественном транспорте, тратя на это свою бесценную энергию. И упорно ждать и ждать, что боги опомнятся и исправят нелепую ошибку…

Все это Людмила Аркадьевна прочитала в глазах Хмелевского и нерешительно поставила подпись на направлении на работу.

Ее сомнение Хмелевский почувствовал и честно предупредил, что задерживаться в Куличевске, а тем более в колледже, он не собирается и тратить свою магическую энергию на обучение студентов он не будет. Энергии на все не хватит. Отработает положенные три года и сразу уедет из Куличевска.

«И вот, спустя шесть лет, его мечта благодаря тестю начала сбываться, – подумала Кудрявцева и посмотрела на Маргариту. – Так, смотри, и останемся мы без Хмелевского».