Он понял этот взгляд:

«Кто ты теперь? Кто?!»

Вечер

Из прокуратуры они возвращались вечером вместе со Свистуновым. Руслан говорил без умолку, рассказывал о том, что произошло за время недельного отсутствия и долгой болезни друга в прокуратуре и в городе. Было в этом веселом трепе что-то ненатуральное. И смех друга детства звучал как поминальный колокол. То ли по дружбе прежней, то ли по тому, что Иван Мукаев все-таки вернулся.

Он не мог вспомнить, всегда они с Русланом были в таком соперничестве или это началось недавно, из-за Олеси.

— Она тебе отказала, да? — спросил он Свистунова.

— Кто?

— Леся.

— Откуда ты это… — Потом сдавленно: — Я женат уже три года. Три! На замечательной женщине. На молодой, замечательной женщине двадцати четырех лет. А Лесе твоей уже за тридцать перевалило. В девках она, похоже, уже давно засиделась.

— А давно мы с Лесей… встречаемся?

— О черт! Черт! — Свистунов достал сигареты, прикурил одну, затянулся глубоко, бросил на землю, достал другую, снова прикурил, затянулся. — Черт! Побрал бы черт твою потерянную память! Неужели же надо все сначала? Я забыл все, ты понял? Забыл. Все. Точка. У меня ребенок скоро родится. Я уже три года пытаюсь вести нормальную человеческую жизнь. Три года. А ты сейчас лезешь в старую рану. Причем грязными руками, причем ковыряешь ее, тащишь туда эту грязь и при этом невинно заглядываешь мне в глаза: «Не знаю, не помню, давно ли мы с Лесей встречаемся…» Встречаемся… О черт!

Руслан достал еще одну сигарету, прикурил, бросил.

— Курить много вредно, — машинально заметил он.

— Что?

— Нет, ничего.

Они проходили мимо школы. Номер один, как было написано на вывеске. Кажется, Зоя говорила, что они все трое учились в одном классе, в школе номер один. Он, Руслан Свистунов и сама Зоя. Здание не показалось ему знакомым. Что ж, наверное, давние воспоминания, о детстве, о юности, стерлись из памяти совсем. А ведь он бегал сюда с семи лет, с ранцем на спине, довольный, веселый, потому что учиться было легко. Он точно помнил и про ранец, и про то, что учиться было легко. А вот здание это совсем не помнил.

— Напрямик? Срежем? — спросил Руслан, видимо немного успокоившись.

— Да, конечно.

Они пошли через спортивную площадку возле школы. Услышав крики пацанов и звуки ударов по волейбольному мячу, он улыбнулся. Это знакомо: запах едкого пота, кожаного мяча, азарт игры, пьянящее ощущение собственной ловкости и силы. Да, спортивная площадка — это тоже его.

— А где мы занимались спортом, Руслан? — спросил он.

— Каким спортом? Литрболом, что ли? Где придется. У тебя в гараже, у меня, в кабинете, у Леси. Иногда.

— Нет, я не про это. Волейбол, теннис, бассейн.

— Ваня, откуда в Р-ске бассейн? Опомнись! Ну, в сауну с мужиками иногда ходили.

— А корт? Теннисный корт? Где у нас теннисный корт?

— Совсем с головкой плохо. Бо-бо, да? Конечно, в школе ты играл во все классно. Девочки просто визжали от восторга. И волейбол любил. Но, Ваня… Думаю, ты сейчас трех раз подтянуться не сможешь. А говоришь — теннис.

В ответ он легким движением скинул с плеч пиджак, бросил его на руки Руслану, уверенно подошел к турнику, подпрыгнул слегка, крепко обхватил пальцами нагретое солнцем железо, без всяких усилий подтянулся семь раз, потом почувствовал усталость. Восьмой и девятый раз себя заставил, десятый скрипнул зубами, но подтянулся все-таки, спрыгнул с турника, вернулся к Руслану и, приняв пиджак, с сожалением сказал:

— Да, ты прав. Потерял форму за этот месяц.

— Потерял форму?! Ты меня удивляешь! Откуда?

— Что откуда?

— Стрелял ты классно, признаю. И любил пострелять. Но у турника я тебя со школы не видел. Клянусь.

— Это плохо. Спорт — вещь необходимая каждому нормальному здоровому мужчине, — наставническим тоном сказал он.

Никак нельзя было сейчас терять форму. Кто знает, что это будет за война и с кем? По голове его ударили, явно застав врасплох. Он был уверен, что, случись драка или на него лицом к лицу напали бы несколько здоровых мужчин, голову он им просто так не подставил бы. Это был бы последний, завершающий удар — удар по голове. Но тогда на его теле остались бы многочисленные ушибы, да и парочка костей оказалась бы сломана. Значит, бил кто-то знакомый и в момент, когда он этого не опасался. Надо тренировать реакцию. Сила и ловкость есть, а реакция слабовата, раз по голове получил. Интересно, чем? Бутылкой, что ли? Или не в реакции вовсе дело?

— Ты домой? — поинтересовался Свистунов, оставив замечание друга о пользе спорта без всякого внимания. Они проходили мимо новой пятиэтажки, стоящей сразу за школьной спортивной площадкой, на пустыре. — И даже не зайдешь?

— Куда?

— Брось! Забыть ты мог все, но не такую женщину. Она живет здесь.

— Леся?

— Ну да. Первый подъезд, второй этаж, квартира номер пять. Вспомнил?

— Да. Конечно.

— Еще бы! Она уже дома. С работы пораньше ушла. Из-за тебя, наверное, — усмехнулся Свистунов. — Причесаться, подкраситься, ужин собрать.

— Откуда ты знаешь?

— Про ужин?

— Про то, что раньше ушла?

— Эх ты, Мука! Я же сыщик! Мне мелочь любая скажет многое. Как она на тебя смотрела сегодня в коридоре! — Тоску в голосе Руслан сдержать не мог, как ни старался. — А после того как ты от Вэри Вэла вышел, порхнула в кабинет к нему, как птичка, и такое у нее было при этом лицо… Загадочное. Оно у нее всегда загадочное, но в такие моменты особо. Отпрашивалась, чтобы уйти пораньше с работы, не иначе.

— У вас с ней что-то было. Скажи только, я знал, что делаю тебе больно, или не знал?

— Да иди ты на…

Руслан Свистунов швырнул на землю скомканную пачку «Явы», в которой оставалось еще несколько сигарет, развернулся и широко зашагал прочь. Он прислушался: почему-то пузырь, в котором были заключены его ярость и сладкое бешенство, из груди не поднимался. Толкнулся несколько раз о ребра, закачался, так что слегка замутило, и повис. Быть может, он и не знал никогда, что такое ревность?

…Леся открыла дверь сразу, так что он понял: ждала. Руслан был прав: отпросилась пораньше с работы, приготовила ужин, собрала на стол, подкрасилась, принарядилась. Прижалась крепко еще в прихожей, заглянула в глаза:

— Ночевать останешься?

Он вспомнил, что детей Зоя сегодня отвезла на дачу к родителям. Нет, перед ними не будет неловко и стыдно, если не явится домой ночевать. Но Зоя… Она сейчас в пустой квартире одна. Тоже приготовила ужин, накрыла на стол. Ждет.

— Не знаю. Там Зоя.