их не видела. Я ведь собираю гербарий, — сказала она тихо, словно по секрету. — И когда мы прибежали, еще до того, как Чевряков метнул в озеро эту штуковину, отошла в лес, почему и оказалась позади. Решила, пока все заняты, найти какой-нибудь цветок для коллекции. Но кроме сосновых иголок, сухих шишек и сломанных веток ничего не нашла. А тут… смотри сколько! — она поднялась и обвела рукой поляну, буквально утопающую в красновато-пурпурных цветах. Помимо них здесь были еще и желтоватые и белые и даже сиреневые цветки, названий которых он не знал. Не заметить такую поляну было очень сложно.

Витя пожал плечами. Он хотел сказать, что все эти цветы расцвели специально для нее, но не смог. Вместо этого он заметил:

— Ну… я не знаю тогда. Может быть, это другая поляна? Мало ли. В лесу всегда так — кажется одно и то же место, а на самом деле совсем другое. Потому люди и теряются.

— Это та же самая поляна, — чуть повысив голос сказала Лена.

— Ладно, — согласился Витя, почувствовав, что дальнейшее упорство может привести к обиде или даже ссоре, чего сейчас он желал меньше всего. — Бежим! — он поднял сухие ветки. — Мы же за дровами пошли!

Лена покачала головой, нагнулась, подняла пару корявых иссохшихся сучьев.

— Ты мне не веришь, — сказала она с укоризной.

— Верю. Я… я просто совсем… нисколечко не разбираюсь в цветах, если честно. Вот ты сказала… а я уже и забыл. Но пахнут… — Витя зажмурился и с шумом втянул лесной воздух, напоенный хвойным ароматом. — Ого-го! Как девчонки помнят все эти названия… ума не приложу!

Лена улыбнулась.

— Душица, фиолетовые и чуть красноватые, это душица! Теперь ты запомнишь! — она пошла рядом и от мелькнувшей между ними тени не осталось и следа.

Витя подумал, что теперь он точно запомнит на всю оставшуюся жизнь — запомнит навсегда и душицу, и поляну и вообще весь этот поход. Каким-то шестым чувством он понимал, что больше никогда в его жизни подобное не повторится и нужно постараться… выторговать у каждый секунды, каждого момента еще больше этих невероятных сладостных ощущений свободы, радости, чувства зарождающего чего-то огромного, трепетного и нежного, чему он пока не мог дать определения, потому что — как ни называй, слова не могли передать всю огромность и важность этого чувства.

— … Вить, ты чего… обиделся что ли?

Ее слова выдернули его из мечтаний, он встрепенулся и чуть не упал на кочке — смешно изогнулся, как популярный клоун Никулин на сцене, но устоял, балансируя с охапкой сухих веток на одной ноге.

— Осторожно, а то опять придется тебя мазать зеленкой!

Лена стояла рядом — так близко, что у него защемило сердце. Мгновение — и смеясь она побежала к поляне.

Здесь уже тлел небольшой костерок. Шаров воткнул в землю несколько рогаток и повесил поверх перекинутой палки свои штаны и кофту, оставшись в одних синих спортивных трусах.

— А теперь помогите мне раздеть этого оболтуса, — скомандовал он.

Мокрые вещи Червякова тут же оказались рядом с вещами Шарова.

Витя подкинул в костер найденного сухостоя и огонь весело затрещал. Пришлось даже переставить сушилку чуть подальше.

Дым от костра в отсутствие ветра уходил почти вертикально вверх. Петя достал из рюкзака килограмм дефицитных молочных сосисок, покосился на ребят, но решил, что отряд есть отряд, все должно быть общим, в том числе и припасы.

Он протянул пакет Шарову.

— Вот. Можно пожарить, например!

— О-о, какая вкуснятина! Молодец, Петр! Взаимовыручка — основа выживания в походных условиях. Жарить особо не на чем, поэтому давайте тонкие веточки, насаживайте сосиски, а я пока сделаю подставку для шампуров. — И он принялся выстругивать ножом с несколькими лезвиями палочки, которые втыкал в землю. Скоро от костра запахло так вкусно, что Червяков зашевелился, а потом и вовсе поднялся на локте — удивленно уставившись на одноклассников.

— О-ох… — он потер голову рукой, взгляд его переместился ниже. Рука скользнула в карман штанов, видимо он вспомнил о чем-то важном. Не найдя привычной одежды, он обнаружил себя в одних семейных трусах в цветочек, густо покраснел и застыл.

Лиза чуть слышно хихикнула.

— Как голова? — осведомился Шаров.

— Голова? — не понял Червяков. — Какая голова?

— Твоя!

Давид прыснул в кулак, Марченко развел руками — мол, что с него взять, но сделал это незаметно.

— А что с ней? У меня что-то с головой?

Со стороны было непонятно, шутит Червяков или он правда не понимает. И от этого было еще смешнее.

— Фиг с ней, с головой… а вот… где мои штаны? — Червяков приподнялся чуть повыше, теперь он опирался полностью на руку, при этом пошатываясь, словно пьяный.

— Сушатся твои штаны, горе-партизан, — сказал Шаров. — И куртка тоже. И моя — как видишь.

— Да? А что случилось? Мы купались?

И тут уже, несмотря на трагичность произошедшего, ребята засмеялись в полную силу. Звонкие заливистые голоса разлетелись по лесу и вспугнули пару лесных птиц, сорвавшихся с ветки соседней сосны.

— Даже не знаю, что тебе и сказать, — Шаров взял пару импровизированных шампуров и протянул Лизе и Лене. — Девушки первые, прошу!

Витя достал из сумки полбуханки хлеба, граммов двести вареной колбасы и банку зеленого горошка. Денис вынул пачку зефира, банку говядины и вареную картошку в мундире. Кто-то извлек помидорчики, вареные яйца. Покопавшись в своем рюкзаке, Шаров выудил две плитки шоколада и жареную курицу в шуршащей бумаге. Через несколько минут на импровизированном столе стало так тесно, что ветку дефицитных бананов, которые достал Марченко в последнюю очередь — положить было уже решительно некуда.

— Вот это да… — сказал Витя, глядя на походный стол. — Кажется, у меня слюнки текут!

— Не спешим, делим все поровну. Имейте ввиду, что обратный путь всегда сложнее, так что слишком не наедайтесь! — сказал Шаров и обернулся к Червякову, который смотрел на действо голодными глазами. — Ну а ты что сидишь?

— У меня… — вырывалось у него… — у меня ничего нет, я не взял…

— Ничего страшного. Давай, присоединяйся! Да, ребята? Надеясь, никто не будет против?

На мгновение повисла тишина, которую нарушил Давид:

— У кого две одежды, тот дай ему. У кого есть пища, делай то же.

Ребята посмотрели на