нефрита и оставил меня на Льва. К последнему претензий нет, но с Грозовым мне спокойнее.

Оказавшись дома, я принимаю душ и решаю навестить бабушку. Может, на этот раз что-нибудь мудрое скажет. Подхожу к ее покоям и вижу, что дверь прикрыта неплотно. Сквозь узкую щель, подсвеченный тусклым светом, валит табачный дым.

Опять дымит.

Приблизившись, бесшумно отворяю дверь и встаю на пороге. Бабка в гостиной не одна. Сидя в кресле и глядя в окно, беседует с Митричем. Затягиваясь сигаретой, тут же пригубляет ликер.

Качая головой, я тихо усмехаюсь. Пусть только потом заикнется про давление.

- У него было время уехать, - вдруг говорит крестный, делая неопределенный жест рукой, удерживающей бокал, - кто ж виноват, что он дебил?

Поняв, что они сплетничают, я навостряю слух.

- Он, Коленька, не дебил, он @бнутый на всю голову.

Затихаю и, стараясь не выдать своего присутствия, выхожу из комнаты и встаю так, чтобы они меня не заметили.

Речь идет о Марке. Только он, по их мнению, достоин подобных эпитетов.

Затаив дыхание, прилипаю ухом к двери.

- Не думаю, что Валя в курсе, что творит его сын, - продолжает размышлять Митрич.

- Да… - тянет бабка, шумно выпуская струю дыма, - Валя спрятал бы Крысеныша понадежней.

Марка?! Он у Шумовых?!

Я холодею от ужаса. Сердце, сжавшись в комочек ноет от боли. Шумовы никогда ничего не делают просто так. Если он у них, дело плохо.

Меня начинает мутить, в глазах плывут темные круги. Значит, скоро заболит голова.

- Ну-у… мы-то тут ни при чем, Лизавета Тихоновна, - воодушевленно проговаривает крестный, - нам остается только наблюдать, да ждать чем дело кончится.

Бабка скрипуче смеется. Немного кашляет, а затем замолкает. Я, напуганная, что меня сейчас рассекретят, на цыпочках убегаю к себе.

Массируя виски, кружу по комнате загнанным зверем. Марк у Шумовых и, судя по всему, не в гостях.

Идиот! Меня трясет от страха и злости. Какого черта он к ним полез? Зачем дразнить бешеную собаку?

Представив, что они с ним могут сделать, я хватаюсь за горло. В девяностых о подвалах Шумовых шептался весь город, я слышала, что у них даже свое кладбище было.

Схватив телефон, набираю его номер.

Абонент недоступен.

Это усиливает мою панику. Встаю у окна и, дергая волосы, в бессилии бьюсь лбом о стекло.

Что делать?!

В этот момент внизу, у входа на террасу, мелькает фигура Митрича. Остановившись у парапета, старик гладит бабкиного кота. Я резко дергаю балконную дверь на себя и выбегаю наружу. Бегу по террасе мимо окон дома и спускаюсь вниз.

- О! Ирмочка! – смотрит на меня снизу вверх, - прогуляться вышла?

Он заметил, что последние дни я депрессую и поэтому теперь старается говорить со мной ласково, как с больным ребенком.

- Ага!.. – выдыхаю, запыхавшись, - пройдемся?

Беру его под локоть и подвожу к ступенькам, ведущим в сад. Уже темно, и зажгли фонари по периметру усадьбы. В их желтом свете, кружась, бьется мошкара.

- Ты чего такая? – насторожившись, спрашивает Митрич.

Видимо чувствует, как дрожит моя рука.

- По городу слухи ходят…

- Это какие? – смотрит на меня с подозрением.

- Говорят, Кляйс у Шумовых в застенках томится.

Стараясь, чтобы голос звучал легкомысленно, издаю веселый смешок.

- Кто говорит?

- Да так… люди…

- П@здят. Уехал он.

Я резко останавливаюсь. Выдергиваю руку и обхватываю свои плечи. Ночная прохлада и ужас, гуляющий по венам, промораживают до костей.

- Зачем ты врешь? – шиплю в круглое лицо.

Крестный краснеет. Поджав тонкие губы, сощуривает глаза.

- Подслушивала? Не стыдно?

- Нет! Тебе же врать не стыдно!

Отвернувшись, он сует руки в карманы брюк и идет дальше. Я за ним. Стараясь попасть в шаг, заглядываю ему в лицо.

- Как это произошло? Я думала, он уехал.

- Мы тоже так думали. Но этот щенок за каким-то хреном пошел к Антону Шумову… - раздраженно выдыхает, - говорят, там перестрелка была…

- Марк ранен?! – выкрикиваю, чувствуя, как подгибаются колени.

- Не знаю. Мне сказали, он у Антона в подвале одного из кабаков в пригороде.

- Кто сказал?

- Сорока на хвосте принесла!

На самом деле, мне совсем не важно, от кого крестный это узнал. У него в городе целая сеть информаторов и шпионов, но он никогда не называет имен. Подозреваю, они есть и в окружении самого Шумова.

Сильно нервничая, начинаю грызть костяшки пальцев. Дурная привычка, от которой никак не избавиться.

- Что с ним будет?

- Что будет – то будет! Нас это не касается!

Я немного отстаю. Судорожно раздумываю, как вытащить оттуда Марка. В том, что это надо сделать, я ни секунды не сомневаюсь, потому что… потому что…

Черт! Потому что этот подонок должен жить! Он слишком молод, чтобы умереть!

Потому что я не смогу спать, зная, что он страдает.

- Ирма, - слышу строгий голос Митрича, - даже не думай…

- Его надо вытащить.

- Нет!

- Пожалуйста! Теперь ты понимаешь, что он говорил правду о том, что восемь лет назад его, как и меня подставили?!

Митрич хмуро молчит. Остановившись, пихает нос в бутон белой розы, кривит лицо и громко чихает.

- Они и наказали его за то, что он пытается донести до нас правду!

- Да откуда ты знаешь, за что они его наказали? Может, он пьяный на Антошку с ножом полез? Он же отмороженный!

- Ну, Митрич… - обнимаю его плечи, - миленький, давай вытащим, а…

Он смотрит на меня, как на дурочку.

- Ты думаешь, это реально? Это тебе не котенка из колодца вытащить. Как ты себе это представляешь?

- Я не знаю… - хнычу, заламывая руки.

- Нет, Ирма, - качает решительно головой, - плохая идея. Я в это не полезу.

Глава 12.

Глава 12.

От отчаянья хочется орать. Да я, понимаю, что вытащить Марка будет не просто и осознаю все риски. Но и бездействовать тоже не могу.

Размышляю, не сунуться ли к бабке, но передумываю. Она, скорее всего, уже спит. Да и какой с нее помощник.

Здесь помочь может только один человек.

Алекс.

С его возможностями и профессионализмом – это как ребенка из детского сада забрать. Только он на такое не пойдет, если не будет прямого указания дяди.

Беру телефон и набираю зама Грозового,