живых сыном, который по приказу Гунтрамна жил в Париже, в старом дворце Хлодвига под присмотром кормилиц и нянек. Именно Гунтрамн должен вскоре крестить племянника, превратив его из ничтожного младенца в самостоятельную политическую фигуру. А уж любящая мама постарается, чтобы у сына к совершеннолетию была полная казна и люди, готовые за него воевать. Ведь если всего этого не будет, то недолго ему быть королем. Зарежут вмиг. Ах да! Зарезать! Она же совсем забыла о делах со своей непутевой дочерью.

- Хуппу ко мне!

Граф-конюший появился незамедлительно, словно ждал за дверью. Он взглядом преданной собаки впился в свою госпожу, ожидая приказаний.

- Ты нашел подходящих людей? – спросила у него Фредегонда.

- Да, госпожа, - склонился тот. – Они притворятся нищими и прирежут короля Хильдеберта, когда он подаст им милостыню.

- Люди надежные? – поморщилась Фредегонда. – В плане ей виделись изъяны, но ничего лучшего пока не было. Нищие, так нищие. Эту легенду они пока не использовали.

- Вполне, - склонился Хуппа.

- Тогда отправляй их сразу после крещения. Если Хильдеберт погибнет, то мой сын унаследует все три королевства. А ты станешь герцогом, Хуппа.

- Да, госпожа, - снова склонился он. – Король Хильдеберт будет убит. Я вам это обещаю.

***

В это же время. Комменж. Аквитания.

Летние вечера на юге Галлии чудесны. Россыпь звезд на небе соперничала с множеством костров, что окружило Комменж со всех сторон. И иногда казалось даже, что костров больше, чем небесных светил. Короли привели армию чудовищных, неслыханных доселе размеров, сгребая под угрозой тяжких кар ополченцев со всех графств Бургундии. В поход пошли не только франки, но и римляне, что было делом весьма нечастым, а при старых королях и вовсе неслыханным. В бой тогда одни только франки и шли.

- Бежать бы нам отсюда, господин, - несмело сказал старый слуга герцогу Бладасту, с которым стоял вместе на городской стене Комменжа. – Сгинем мы тут.

- Да как ты сбежишь-то? – герцог простил дерзость слуге, которого знал с рождения. – Все выходы перекрыты, у ворот стража стоит.

- А если отвлечь стражу? – с надеждой спросил слуга. Он был весьма неглуп, и свою будущую судьбу видел вполне отчетливо. Не было у них отсюда выхода, несмотря на отбитые штурмы. Рано или поздно еда закончится, и тогда конец им.

- Это как? – резко повернулся к слуге Бладаст, который понял замысел своего человека. – Поджечь чего-нибудь хочешь?

- Дом епископа! – решительно кивнул слуга. – Как все тушить бросятся, тут-то мы и уйдем.

- Перед самым рассветом делай, что задумал, - сказал после недолгих размышлений Бладаст. – Десять золотых дам, если сбежим отсюда.

- Имперских солидов, господин? – лукаво прищурился слуга. Франкские тремиссы были втрое легче.

- Ну да, помечтай, - хмыкнул герцог.- Ты когда золото последний раз в руках-то держал?

- Да никогда, а то вы не знаете, - снова сдерзил слуга. – Так подержать-то хочется. И корову купить тоже хочется. Так я пойду вещи собирать?

- Иди, - сказал герцог. - Не говори никому, не то проболтаются. Нужным людям я скажу сам.

Городок представлял из себя скопище хибар, из которых выделялись дом епископа да жилище местного богача Хариульфа. По большей части строения были деревянными, а потому пожар был страшным бедствием, которое угрожало всем жителям. Не случайно, штраф за поджог мог достигать двухсот солидов. Шестьдесят семь коров добрых можно было за такие деньги купить, или три десятка воинов в панцири одеть. Да что там! Хорошее копье всего солид стоило, а целая крестьянская семья несколько месяцев на тот солид питаться могла. В общем, сумма это была до того велика, что за нее пять таких домов заново отстроить можно было. Но слуга не боялся. Точнее, он боялся того, что в город бургундские войска зайдут, и тогда уж точно он свою старуху-жену никогда больше не увидит. И слуга бестрепетной рукой запалил трут, раздул его и поджег пучок соломы. Сухие ветки он уже до того к стене привалил. Огонек весело вспыхнул, жадно глотая сухую траву. Вскоре и ветки затрещали, несмело облизывая каменную стену. Старик же бросился бегом туда, где его ждали «верные» господина.

- Пожар! – раздался протяжный вопль за его спиной. Полусонные горожане и воины побежали на зов. Кто-то тащил ведро с водой, кто-то топор… Если пожар перебросится на соседние дома, им конец. Это понимали все.

- Чего стали? – заорал герцог на стражников. – Сгореть захотели? А ну, бегом пожар тушить! Мои люди ворота посторожат!

Стражники бросились к зареву, которое поднималось всего в паре сотен шагов от них, а небольшой отряд герцога открыл ворота и растворился в темноте, топотом копыт пробуждая от сна бургундский лагерь. Впрочем, их не стали задерживать, никто не ожидал столь беспримерной наглости. Стража вернулась быстро, ведь пожар был потушен тут же, и об измене аквитанского герцога немедленно доложили Эонию Муммолу и Ваддону. Те хмуро молчали и понимающе переглядывались. Надежды на благоприятный исход дела не было уже ни у кого. И никто из них не ждал ничего хорошего от занимающегося дня.

- Вот ведь сволочь! – нарушил молчание Ваддон. – Сбежал все-таки!

Лагерь бургундцев встретил наступившее утро деловитой суетой. В сотне шагов от стены строились штурмовые колоны из пехотинцев с большими щитами и связками фашин. Комменжу предстоял новый штурм.

- Ты думаешь о том же, что и я? – мрачно спросил его Муммол.

- Да что тут думать, - махнул рукой Ваддон. – С восточной стороны пойдут, там ров пожиже. Забросают хворостом, а потом с лестницами на приступ пойдут.

- Согласен, - кивнул Муммол. – Ну, что же, кипятка у нас хватит, пусть лезут.

По сигналу трубы колонны штурмующих пошли к стене города. Как и предполагал Ваддон, враг решил завалить ров и взять город приступом. Вот и воины с лестницами показались в лагере, строясь для атаки. Связки хвороста полетели в ров, и то один, то другой воин валился наземь, поймав стрелу. Епископ Сагиттарий в кольчуге и шлеме метался по стене, подбадривая воинов, и лично бросал камни. Он довольно вскрикивал при каждом удачном попадании, ведь