– Спросить ты можешь. Только вряд ли получишь ответ. Не обижайся, ну, ты же должна понимать. Пока не закончится это идиотское расследование причин инцидента, я не имею права говорить. Я принимал присягу…

Бутылка быстро подошла к концу. Леон рассказывал девушке о Киеве, о своей службе, о пожаре на орбите Венеры, и совершенно не заметил, как дело перевалило за полночь. Глянув на часы, он оторопел и замер на полуслове.

– Наверное, мне пора, – промямлил он.

– Тогда идем, – легко согласилась Жасмин.

Она решительно пресекла его попытки расплатиться по счету, и Леон поспешил в гардеробную. Ему было стыдно и ужасно неуютно. В его жизни было не очень-то много женщин, а тем более – таких, с которыми не нужно играть в дурацкие игры.

– Ну что, поедем ко мне? – улыбнулась Жасмин, когда они вышли на засыпанную снегом улицу.

Леон тяжело вздохнул.

– Мне нужно быть в посольстве. Пойми меня правильно, я…

Он хотел сказать «я очень хочу поехать к тебе, может быть, я хочу вообще не расставаться с тобой, может быть…» – но он споткнулся и опустил беспомощные глаза.

Жасмин потрепала его по плечу.

– Не надо ловить мне такси. Возьми вот это – мне кажется, мы еще встретимся.

Леон машинально засунул в карман какую-то карточку, неуклюже поцеловал ее в щеку и остался стоять, глядя, как Жасмин быстро удаляется в сторону Бродвея.

– Заседание окончено. Благодарю вас, леди и джентльмены.

Сенатор Монтгомери Уорд бросил на Леона весьма задумчивый взгляд, поправил галстук-бабочку и заковылял к выходу. Навстречу ему в зал быстро вошел Алексей Макрицкий, облаченный в неприлично дорогой московский костюм и до такой степени увешанный драгоценностями, что широкозадая общественная комиссарша едва не споткнулась от ненависти. Дед брезгливо отодвинул ее со своего пути и подошел к Леону и Савчуку.

– Вот что, – начал он, поправляя хрустящую манжету сорочки, – мы кое с кем переговорили…

– Кажется, я уже догадался, – вставил Леон.

– Погоди… суть, в общем, такова: завтра ты подписываешь протокол, в котором не будешь особо нажимать на Стэнфорда и Джессепа – и все. Дело спускают на тормозах, пресса пишет об ужасном несчастном случае. Скорее всего, они придумают тебе какую-нибудь аварию. Ясно?

– В Киеве знают? – ошарашенно спросил Савчук.

– Разумеется. Их это вполне устраивает, потому что скандал никому не нужен. А сейчас… – дед помедлил, раздраженно дернул себя за ус и внимательно посмотрел на Леона, – с тобой хотят поговорить какие-то типы из НАСА. Я опередил их. Главное, чтобы ты знал: мы все решили. Теперь тебе остается только подписать бумажку, и все.

Старый мошенник прижал американскую демократию, довольно подумал Леон. Что ж, здорово…

Ему уже виделся Киев.

– В общем, иди. Я буду ждать тебя внизу, в баре.

Дверь захлопнулась. Леон поправил надоевшую ему саблю и вернулся в кресло, ожидая представителей НАСА. Они появились очень скоро: трое неопределенного возраста мужчин с неприятно-отсутствующими взглядами, все трое – белые. Последнее обстоятельство несколько удивило Леона, но он не придал ему особого значения.

– Капитан Макрицкий?

– Да, сэр.

Они сели. Некоторое время троица внимательно разглядывала Леона, словно желая определить, тот ли он, за кого себя выдает. Потом один из чиновников (а может, и не чиновников) коротко вздохнул и поинтересовался:

– Нам хотелось бы знать, не произошло ли на борту чего-либо… необычного.

– Простите, сэр?

Человек из НАСА прокашлялся.

– Я имею в виду, перед самой аварией – не заметили ли вы каких-либо странностей? Возможно, резкого изменения навигационной обстановки?

– Но позвольте, сэр… Я же докладывал комиссии… Самым неожиданным было появление этого проклятого астероида, об который мы споткнулись, сэр. Других неожиданностей я как-то не заметил.

– Вы уверены в том, что не допустили никаких ошибок?.. вы уверены в том, что были достаточно внимательны?

– Сэр!..

Чиновник скорбно вздохнул и обменялся взглядом с одним из коллег. Тот опустил глаза и едва заметно кивнул.

– Скажите, капитан, вы осматривали приближающийся астероид?

Сердце Леона подпрыгнуло и едва не вырвалось из груди. Он на секунду стиснул зубы и призвал на помощь все свое самообладание – сейчас оно было важнее всего. И еще – актерский дар. Одни знакомый деда, старый, знаменитый театральный режиссер, клялся и божился, что молодой Макрицкий имеет все для того, чтобы покорить сцену. Леон незаметно выдохнул и придал лицу изумленное выражение:

– Сэр, а как вы сами считаете: у меня было на это время? Я видел, что на нас летит здоровенная глыба, это – смерть, вы же должны понимать! Мы с вами – профессионалы, мы знаем, какую роль играют секунды. Там, в Дальнем космосе!.. За секунду можно…

– Благодарю вас, – перебил его чиновник. – Этого достаточно. Все дело в том… – он чуть замялся, – что кое-кто продолжает считать, будто бы вы имели возможность как-то повлиять на исход этой ужасной истории. Теперь мы понимаем, что это было не в ваших силах. Желаю удачи, капитан.

Двигаясь в лифте, Леон то и дело проводил ладонью по лбу. Ему было жарко.

Они знали, эти сволочи!

Они знали, что должно было находиться на этом проклятом астероиде. И Стэнфорд знал. А вот Джессеп, скорее всего, нет: о таких вещах говорят лишь командиру, а уж он сам принимает решение.

И еще – никакие они не чиновники из НАСА. Это что-то другое. Вот только что?

«А вдруг «Галилео» и был послан в этот район именно для того, чтобы проверить, что осталось от давно погибшей исследовательской базы? Или, может быть, выяснить, что с ней вообще произошло? И теперь, пораскинув мозгами, они пытаются понять: видел я все это дерьмо или нет?!»

Нет, не видел. Найти «Галилео» было практически невозможно – после удара он пошел по совершенно непредсказуемой траектории, а там, в сплошной каше из каменного дерьма, никакие радары и детекторы масс не помогут отыскать потерянный корабль, кувыркающийся куда глаза глядят. Но, даже если его найдут – что дальше?

То, что в рубке отсутствует труп лейтенанта Лючии Ковач.

Леон шумно вздохнул. Лифт остановился. Забрав в гардеробе свою шинель, он быстрыми шагами прошел в бар и сразу увидел деда: Макрицкий-самый-старший восседал перед стойкой с рюмкой виски в руке и добродушно внушал что-то молодому бармену с перекошенной от удивления «бабочкой».

– Ну, як? – поинтересовался дед, враз посерьезнев.

– Та нi як, – ответил Леон, взбираясь на табурет рядом с ним. – Double whisky, please. Я чую, ты так прижал этих йолопов[1], что они рады поскорее от меня отделаться. Наверное, я им уже надоел.