12 марта флотилия подошла к устью широкой реки — Аламинос сообщил, что это и есть Табаско.[16]

Приблизились к берегу ранним утром. Сквозь полосы тумана едва проглядывала широкая протока. По приказу дежурного офицера Гонсало де Сандоваля кто-то из вахты попробовал воду. Закричал: «Соленая!..» — и в этот момент сдвинутый порывами ветра туман обнажил справа от устья мангровые заросли, а впереди на пологом зеленом скате, сбегающем к реке, обнаружилась армия. Сандоваль, дежуривший на переднем возвышении флагманского нао, сначала не поверил своим глазам. Его поразило не то, что бы врагов было много — их, даже при мимолетном подсчете, было больше десятка тысяч! Удивление вызвал их боевой порядок. Они расположились на берегу правильными каре, квадраты были построены в шахматном порядке. Впереди каждого отряда командир с пышным плюмажем на голове. На холмах поодаль группа цветасто разодетых людей. Там же виднелись боевые штандарты — шесты, обвитые змеями, черные полотнища, что-то вроде головы хищника украшенного невиданными по роскоши перьями. По всей видимой акватории сновали пироги, набитые лучниками. За тридевять земель, в диком краю встретить хорошо организованное войско! Сандоваль даже сглотнул. Тут кто-то истошно завопил на палубе: «Индейцы! Индейцы!..» — и народ по сходным трапам валом повалил из трюмов наверх.

Несколько минут спустя на переднее возвышение поднялся капитан-генерал, другие офицеры… В полной тишине они разглядывали неприятеля, только Аламинос, не скрывая изумления, все повторял:

— Что они, с ума посходили? Совсем умишком тронулись?…

Офицеры привычно — пусть даже не совсем заметно — разделились на неравные группы. В одной из них собрались сторонники Веласкеса, в меньшей, сгрудившейся возле Кортеса, его надежные друзья. Большинство офицеров не примыкали ни к одному из этих лагерей и толпились возле борта. Скоро посыпались восклицания, начали обсуждать детали построения, кто-то побился об заклад, что это не все силы туземцев. Интересно, сколько бойцов они спрятали в засаду? Альварадо между тем объяснял, что вооружение у дикарей плевое — дубинки, дротики и луки. Только стрел и следует опасаться. Против них вполне годятся хлопчатобумажные кафтаны, наконечники у этих либо из зубов животных, либо каменные, либо представляют из себя обожженные деревяшки. Металлические доспехи укрывают надежно, но они довольно тяжелы, и в такую жару их таскать одно мучение… А в общем, опасаться нечего после первого же залпа из орудий, эти разбегутся.

— Так что, — неожиданно выкрикнул он, — ваша милость, пора в бой!

— В бой? — сердито повторил Кортес и неожиданно выругался. — Позвольте спросить, как вы этот залп произведете. С кораблей? Дистанция не позволяет. С мелко сидящих бригантин? Какой, позвольте узнать, от этого будет толк? И какой смысл нам воевать сейчас? Ради чего?

— Но индейцы не отойдут. И вся эта встреча мало похожа на свидание друзей после долгой разлуки, — подал голос Охеда.

— Вот именно, — согласился Кортес. — Необходимо попытаться уладить дело миром, — он помолчал, потом добавил. — В любом случае нам необходимо продвинуться в устье реки. Легкие корабли войдут в главную протоку, а вы, Авила, с сотней пехотинцев высадитесь за этим мысом, прорубитесь сквозь заросли и ударите по ним с тыла. Но только в том случае, если услышите залпы.

Через два часа три больших каравеллы и флагманский нао, чуть продвинувшись по стрежню вверх по реке, навели орудия на рой индейских пирог, которые жались к обоим берегам, а караван из шести беспалубных суденышек на веслах начал подниматься против течения, по широкой дуге приближаясь к берегу. В ту же минуты испанцев осыпал град стрел, однако Кортес запретил до особого распоряжения открывать ответный огонь. Жуткие вопли, барабанный бой, писк дудок и рев, издаваемый большими морскими раковинами, прокатился по окрестностям. Пехота индейцев придвинулась к берегу. Туземцы, большей частью в коротких плащах, накинутых на голое тело, босые, с кольцами, продетыми в носах или в мочках ушей, начали потрясать короткими копьями, грозить огромными деревянными булавами. Когда все суденышки по команде капитан-генерала все разом повернули к правому по ходу движения берегу, королевский нотариус, вместе с Кортесом и переводчиком Агиляром стоявший на носу одной из бригантин, тожественно объявил, что поданные его королевского величества, императора Священной римской империи Карла V явились в их край с мирными намерениями. Они верят в истинного Спасителя Иисуса Христа. Нотариус потребовал, чтобы им позволили беспрепятственно набрать воды, в случае отказа или проявления враждебности, вся вина падет на них. Все это, прикрытый щитом, прокричал Агиляр.

Местный воин из знатных вышел к урезу воды и медленно, веско ответил, что выше по течению много годной для питья воды, там они могут запастись ею вдосталь. Сходить на землю чужеземцам запрещается.

— Вода из реки при такой жаре, — рассудил Кортес, — сразу протухнет. Надо найти чистый источник, — и он махнул рукой.

Гребцы навалились на весла, корабли направились к берегу.

Туча стрел взлетела в воздух, следом ударили укрепленные на бортах фальконеты и аркебузы. Дым рассеялся, в следующее мгновение Гонсало де Сандоваль с удивлением обнаружил, что несколько поспешил с оценкой организованности вражеской армии. Индейцы, бросившись к реке, сразу смешали ряды. Стрелы стаями полетели в испанцев. Первый залп из огнестрельного оружия не произвел на врага большого впечатления — они как будто не поняли, что же это так громоподобно громыхнуло в ясном небе, да и потерь малые фальконеты и залпы аркебузиров почти не нанесли. Вот арбалетчики сработали хорошо — ни одна стрела не прошла мимо цели. Тут же выстрелили запасные аркебузы, арбалетчики помогли им, и, Кортес, переглянувшись с Сандовалем то ли на всякий случай, то ли обещая подмогу друг другу — с криком: «Крест святый!» — прыгнул в воду. Сандоваль за ним… Странная мысль неожиданно ударила в голову — не о помощи просил Кортес и не прощался!.. Он хотел сказать, что вот он случай, когда победу следует добыть собственными руками. Не надеясь ни на артиллерию, ни на лошадей, которых нельзя было пускать в битву — они застоялись во время перехода. Только враг и собственный меч! Это была смертельная игра, мелькнуло у Сандоваля. В виду подавляющей многочисленности врагов… И берег илистый, ступни сразу начало засасывать — вон Кортес тотчас башмак потерял — так обутый на одну ногу и выскочил на берег, при этом ловко уложил двоих индейцев, бросившихся к нему.

Какие рожи они строили! Визжали так, что уши закладывало, особенно когда их прокалываешь насквозь. Это оказалось куда более легким делом, чем можно было подумать. Все их фехтование заключалось в подпрыгивании на месте и попытках издали достать врага дротиком или дубиной. Только наиболее смелые бросались в ближний бой, но от них уворачиваться было несложно.

Сандоваль орудовал мечом как заведенный. Уход в сторону, нырок, удар кинжалом в спину и тут же, с плеча секущий удар по шее. Он не терял из виду капитан-генерала, слава о боевом искусстве которого была широка распространена по всей Вест-Индии. Прикрывая Кортеса сзади, Сандоваль диву давался, глядя, как капитан-генерал играючи обращается с холодным оружием. В этот момент индейская стрела нашла брешь в его доспехах. Жуткий укол он ощутил сразу — ударило в правое бедро. Сандоваль вырвал стрелу — кровь поначалу хлынула обильно. В следующее мгновение две стрелы попали в Кортеса. Одна впилась в левое плечо, другая скользнула по ноге. Шутки в сторону! В душе поднялась редко испытываемая злоба к этим недоумкам, которые в ответ на просьбу поделиться водой, встретили их дубинами. А может, вид крови разъярил его…