Испанцам уже удалось выбраться на берег. Они тут же сомкнули строй, пиками отодвинули врага, и на образовавшемся лужке по приказу Кортеса аркебузиры были выстроены в две линии. Первая должна была стрелять с колен, с низких, заранее приготовленных вилок. Позади них были собраны заряжающие. Кортес ещё на Кубе и на острове Косумель непрекращающимися тренировками довел скорость стрельбы до одного выстрела в две минуты. Немногочисленные мушкеты, которые им удалось закупить на Кубе, стреляли чаще, с их помощью сдерживали наседающего врага в промежутках. Общий залп производили разом из все видов огнестрельного оружия и арбалетов. Каждый раз индейцы несли ужасающий урон. Только теперь, когда они осознали, что грохот, клубы белого дыма, окутывавшего ряды бородатых людей, и смерть связаны между собой, в их рядах обнаружилось некоторое колебание. Сандоваль сразу отметил это визжать стали громче, а прыгать меньше.

Как только высадка десанта была закончена, испанцы сомкнутым строем двинулись вперед. Индейцы сразу отступили.

Кортес, заметив, что Сандоваль жадно присматривается к маневрам, совершаемым противником на поле сражения, одобрительно хлопнул его по плечу.

— Приглядывайся, приглядывайся, это на пользу… Что ж ты рану не прикажешь перевязать? — он тут же окликнул пару солдат. Сандоваль опустился на землю, не взирая на острую боль пощупал травку — трава как трава, ничего особенного… Между тем Кортес, стоявший возле него, нервно спросил:

— Где же Авила? Застрял он, что ли, в этих зарослях?..

И словно в ответ на его слова где-то справа послышалось громовое: «San-Yago y San-Pedro!» — и из зарослей развернутая в боевой порядок вышла сотня Авилы. На несколько мгновений ряды индейцев смешались, затем порядок восстановился и они неспешно отступили.

Все события того дня Гонсало де Сандоваль воспринимал смутно, хотя, сцепив зубы, и принял участие в торжественной церемонии объявления этой земли владением его католического величества короля дона Карлоса. В большом селении, — здесь, как и на Косумели, было много каменных домов — на главной площади росло старое, в несколько обхватов лиственное дерево. Капитан-генерал дон Эрнандо Кортес три раза ударил мечом по стволу и объявил этот край собственностью короны, о чем королевским нотариусом был составлен акт. Свидетелями являлись все присутствующие…

В сражении, состоявшемся на следующий день Сандоваль участия не принимал — он совсем ослаб, и Кортес посоветовал ему полежать. Гонсало выругался и ответил, что нахлебником никогда не был и не будет, так что все равно встанет в строй, пусть даже ему не посчастливилось получить под свою команду роту солдат. Кортес, до того времени почти не знакомый с Гонсало а ведь они были земляками — усмехнулся и предложил ему присмотреть за выгулом спущенных на берег лошадей. Те совсем застоялись и в бою их использовать было нельзя. Сандоваль согласился. Потом уже по слухам он узнал, что в тот день испанцам пришлось туго. Отряд Альварадо даже в засаду попал и, если бы не хладнокровие артиллеристов, которыми командовал старший канонир Меса, победа бы далась куда более дорогой ценой. Все равно двое убитых — это было печальное известие. А сколько положили туземцев, поинтересовался офицер.

— Кто их считал, — ответил Андрес де Талья. — Главное, что взяли троих пленных. Их сейчас дон Эрнандо допрашивает. Еще говорят, что сбежал переводчик Мельчорехо. Дон Эрнандо совершенно вышел из себя…

Сандоваль тут же заковылял к палатке капитан-генерала.

Любопытствующих собралось много — особенно тех, кто помнил первую доброжелательную встречу, которую устроили индейцы год назад.

Прежде всего Кортес сразу выделил среди пленных человека, который, как оказалось, принадлежал к знатному роду. Как дон Эрнандо смог определить его происхождение, Сандоваль так и не понял.

Причина такого заметного охлаждения к прибывшим из моря людям, по словам пленных, заключалась в том, что все соседние племена, узнав об обмене подарками с людьми Грихальвы, подняли их на смех. В трусости прямо не обвиняли, но позволяли себе посмеиваться над «простаками из Сеутлы» так называлось это место в устье реки Табаско. Упорство свое они объясняли тем, что бежавший Мельчорехо убеждал старейшин не прекращать наступление ни на минуту. Белых людей, головы которых обросли волосами и сверху, и снизу, мало. Они скоро утомятся и тогда их можно будет взять в плен и отправить… сами знаете, куда.

Кортес вскинул брови.

— Куда? — переспросил он.

— Он так выразился, — пожал плечами Агиляр. — Имел в виду направление, а может, намекал, что всех попавших в плен ждет жертвенный нож.

— Хорошенькое дельце! — возмутился Альварадо. Все остальные офицеры тоже разом насупились.

— Собака лает, ветер носит, — угрюмо выговорил Кортес. — Пусть их!.. Другое тревожит — это не переводи, — он обернулся к Агиляру. — Какое-то детское недомыслие со стороны отдельных солдат и офицеров. Кто отвечал за Мельчорехо? Наказать плетями! Я не желаю из-за подобных промахов лишаться жизни. Вот подлец! — немного удивленно добавил он. — Точно подметил — в бою нам ничего не страшно. Кроме усталости… Хорошо, теперь переводи.

Он принялся объяснять пленным, что люди из-за моря с головами обросшими и сверху и снизу, не имеют злых намерений. Они верят в Бога, единого и всемогущего, и желают распространить свет истинной веры по всем городам и весям. Индейцы сами виноваты в том, что не позволили им набрать воды. Вот почему кровопролитие, вот почему он, верховный касик войска «кастилан», вынужден взять под свою опеку эти земли и объявить их владениями великого вождя, живущего на западе…

— Кстати, — неожиданно прервал он свою речь, — поинтересуйся у них. Возможно, они уже подчиняются какому-нибудь владыке? Тогда мы могли бы обеспечить им надежную защиту.

После недолгого лопотания Агиляр ответил.

— Они заявляют, что их племя свободно, хотя, конечно, защита никогда не помешает… Только, — нахмурился Агиляр, — сказали так, что их можно понять двояко. Точный смысл заключается в том, что дани они в настоящий момент не платят. Я было попытался уточнить — не платят кому-то или вообще ни вблизи, ни вдали нет никого из владык, кто смог бы потребовать с них дань. Они на эту тему отказываются говорить!.. — возмущенно добавил Агиляр.

— Тогда надо попытаться развязать им языки с помощью огня, невозмутимо посоветовал Кристобаль де Охеда. — В первый раз, что ли…

— Ни в коем случае! — резко возразил Кортес. Потом, улыбнувшись пленным, ласково обратился к Охеде. — Сеньор, я предупреждаю вас в последний раз — всякая попытка вставлять мне в палки в колеса плохо для вас кончится. Заявляю официально — это ко всем относится, господа. С этого момента всякое неповиновение, всякое лукавство при исполнении приказа, всякие разговоры, подрывающие авторитет главнокомандующего будут пресекаться решительно и жестоко. Вплоть до вынесения смертных приговоров!

Все это он высказала в привычной светской манере, красиво жестикулируя руками. Наконец обратился к Агиляру.