видел перед собой лицо отца и знал, что бью его не просто так, а за то, что он пребольно отшлепал меня, в то время мальчишку лет семи или восьми. Когда я позднее спросил его о реальности этого происшествия, отец подтвердил данный факт и объяснил его тем, что я задержался где-то допоздна и заставил понапрасну волноваться мать, которая и потребовала наказать меня. Самое поразительное во всем произошедшем в кабинете терапевта состояло в том, что мои действия и движения вовсе не направлялись сознательно. Я отнюдь не принимал решения встать и подвергнуть свою кровать избиению. Мое тело действовало словно само по себе – точно так же, как это было в том случае, когда я выл.

В течение второго года терапии, которой я подвергался у доктора Райха, мое дыхание стало гораздо свободнее. Хотя я еще не умел полностью капитулировать перед своим телом, его подвижность существенным образом возросла. Когда я лежал на предоставленной мне терапевтической кровати и дышал, то при попытках осторожно развести и сдвинуть ноги чувствовал, как в них возникают легкие пульсации. Подобные пульсации свидетельствовали о том, что ноги пронизывает поток энергии, ощущавшийся мною как нечто весьма приятное. Я был также в состоянии испытывать сходные пульсации и в верхней части бедер, по мере того как они становились все более живыми. Эти пульсации брали свое начало частично в расслаблении напряженных мышц в указанных областях тела, но отчасти они были просто каким-то совершенно естественным жизненным проявлением. Живые тела представляют собой пульсирующие системы, мертвые тела неподвижны. Однако, несмотря на два описанных выше переломных события и на постоянно возрастающую живость моего тела, я все еще не мог капитулировать перед своим телом до такой степени, чтобы у меня проявился спазматический оргазмический рефлекс. В этот момент Райх предложил прекратить терапию, поскольку казалось, что она зашла в тупик.

Это его предложение произвело на меня сильнейшее воздействие. Я был буквально сломлен и по-настоящему рыдал. Окончание терапии представляло собой явный провал и означало конец моим мечтаниям достичь сексуального здоровья. Я излил Райху все эти нахлынувшие на меня чувства, а также рассказал ему о том, как сильно хочу получить от него помощь. Просить его о поддержке тоже составляло для меня трудность. Я был почти непоколебимо убежден, что должен проделать весь путь в одиночку и без посторонней помощи. Но оказалось, что капитулировать перед своим телом и его ощущениями было выше моих сил, и я не мог этого сделать. Ведь делать и капитулировать – две полные противоположности. Делать – это прямая функция эго, в то время как капитулировать перед телом означает необходимость отказаться от своего эго. Я не трактовал себя как индивидуалиста, которому присущ только эготизм или нарциссизм, но все-таки успел к тому времени узнать, что указанные черты являются важными аспектами моей личности. Я не должен был или не мог сломаться и зарыдать (не считая ситуации, когда был доведен до крайности, иными словами, когда чувствовал, что мое самое сокровенное желание находится под угрозой), поскольку – на бессознательном уровне – я был полон решимости преуспеть.

Признавая важность и значимость моего слома, который ему пришлось наблюдать, Райх согласился продолжать терапию. После этого драматического эпизода я стал способен к более основательному и полному вовлечению в терапевтический процесс, а мое дыхание становилось все свободнее и глубже. Когда у Райха снова подошло время летнего отпуска, он предложил мне прервать терапию на целый год и снова возвратиться к нему уже следующей осенью. Я приветствовал указанное предложение, поскольку и сам хотел отдохнуть от своих усилий добиться хорошего самочувствия. Тот несомненный перелом, которым были мои рыдания, позволил мне капитулировать перед чувством любви с большей степенью безраздельности, чем я был способен до этого. Примерно годом раньше я влюбился в одну молодую женщину, но наши отношения не были прочными. В какой-то момент, когда вся эта связь, казалось, близилась к развязке, я снова сломался и очень сильно плакал, выражая тем самым свою любовь к ней. Сразу же вслед за этим эпизодом мне довелось испытать самое интенсивное и приятное сексуальное переживание, которое у меня было когда-либо до этого момента, и я пришел к выводу о том, что подобное стало возможным, поскольку в упомянутом выше эпизоде я капитулировал перед своим неподдельным чувством. В течение следующего года я женился на этой прекрасной даме и, позволю себе добавить, продолжаю и поныне состоять с ней в браке.

Когда после годичной паузы я возобновил терапию у Райха, моя способность подчиняться непроизвольным действиям своего тела существенным образом возросла, и не понадобилось много времени, чтобы у меня выработался уже упоминавшийся оргазмический рефлекс. Я ощущал себя возбужденным, оживленным и радостным. Более того, я чувствовал себя во многом переродившимся, но это не длилось долго. И все-таки опыт переживания подобных трансформаций позволяет человеку соприкоснуться с возможностью достижения радости, и по этой причине подобный опыт имеет большой смысл и прямо-таки драгоценен. Другое дело, что эти преобразования редко проникают настолько глубоко, чтобы давать длительный эффект. Дабы добиться последнего, нужно проработать все те произрастающие из прошлого конфликты, которые глубоко проникли в саму структуру личности и затронули ее как психологически, так и физически. В процессе терапии у доктора Райха слишком многие из моих проблем остались нерешенными, чтобы они позволили мне стать совершенно свободным и полностью открыться своим чувствам. Тем не менее все то, через что мне довелось пройти в ходе этой терапии, убедило меня: дорогу к радости можно пройти до конца только безоговорочно капитулировав перед собственным телом.

После нескольких лет учебных занятий в университете, завершившихся получением диплома врача и лицензии на право самостоятельно заниматься медицинской деятельностью, я вернулся к своей врачебной практике, используя тот метод, которому обучился во время терапии у Райха. Пациент должен в расслабленном состоянии лежать на специальной кровати и дышать, а я тем временем призываю его целиком погрузиться в процесс дыхания и капитулировать перед собственным телом. Одновременно мы также вели с пациентом неспешную беседу о его жизни и проблемах. Ничего особого сверх этого не происходило. Сидя на стуле и наблюдая за пациентом, я испытывал непроизвольную потребность откинуться на спинку стула и вытянуться, чтобы и самому поглубже подышать. И вдруг до меня дошло, что это как раз и есть то, в чем нуждаются мои пациенты. На кухне моего врачебного офиса имелся специальный раздвижной кухонный табурет-лесенка с тремя ступеньками. Я сложил в несколько слоев шерстяное одеяло и привязал его к сиденью