возненавидела китайские харчевни. Из гостей на сём двойном торжестве присутствовала только Светка. Петер долго сокрушался, что заказал три рюмки вина, стоимость которого превышала цену целой бутылки подобного пойла в ALDI и заставлял нас во что бы то ни стало впихнуть в себя весь рис, остававшийся на блюде.

Я тогда изо всех сил боролась с искушением надеть корыто с рисом ему на лысину, но понимала, что за это потрясающее удовольствие придётся дорого заплатить. По дороге домой я пыталась улыбаться и шутить, но, войдя в ванную, долго плакала, вспоминая, как праздновала предыдущие дни рождения с друзьями и коллегами: педагогами, журналистами, телевизионщиками, в три-четыре захода – с песнями, плясками, сюрпризами, морем цветов, подарков, стихотворных посвящений. Осуждать немцев за их неспособность к фейерверкам, пожалуй, не стоит: это – не вина их, а беда: «Рождённый ползать летать не может», но вот невероятная анекдотическая жадность – уже болезнь. Мерзкая. Заразная. Неизлечимая. СХЖ называется – синдром хронической жадности. Им поражена изрядная часть нации. Мой благоверный – всего-навсего органичная частичка формации, которой неведомо первое правило джентльмена: если рядом с тобой дама, лопни, но держи фасон! Да и о каком фасоне можно вести речь, если наиболее употребляемое слово немецкого «джентльмена» – «дорого», и по этой причине он не покупает книг, не выписывает прессу, не ходит в музеи, на выставки, в театры. Отдыхает в лесу. Не потому, что природу любит, а потому, что бесплатно. Не принимает гостей, а если и принимает, то, дай Бог, чтобы хоть кофе предложил. Не дарит даме цветов. В кафе платит исключительно за себя и даже нужду малую справляет только в кустах или носом к забору, «озонируя» окрестности отходами своей жизнедеятельности. Им, этим «джентльменам», не понять, почему импортные жёны несутся от них аллюром «три креста», едва завидев свет в конце тоннеля. А всё потому, что все годы совместного проживания не чувствовали рядом мужика: опору, защиту, кормильца. Что продолжительное сожительство с таким типом ведёт к разрушению личности и потере самоуважения. Ну, как можно уважать мужчину, желать его в постели, если платишь за проживание на его территории? Возможно, для отдельных эмансипированных немок сей факт – дело житейское. Мне известен случай, когда одна такая дама продолжала исправно вносить арендную плату на счёт своего возлюбленного, хотя сей Ромео уже давно и прочно пользовался всем спектром её услуг. Другой немецкий «джентльмен», детский психотерапевт, нисколько не смущаясь, берёт со своей возлюбленной деньги за лечебные сеансы, проводимые с её сынишкой, пережившим шок автокатастрофы. Как говаривал персонаж известной сказки, «Ты хотя мне и подруга, а порядок быть должон!».

Видимо, подобное поведение близких мужчин вписывается в диапазон приемлемости немецких фрау. У нас же ментальность совсем иная: то, что наша женщина простит кормильцу, никогда не спустит соглядатаю, а уж тем более – нахлебнику, даже если и вынуждена из каких-то соображений временно терпеть его общество. Понятие «раздельной оплаты» при походах в ресторан, театр или путешествиях так же малопонятно нашим женщинам. Совсем не потому, что они не способны за себя заплатить, а потому, что они – рядом с пригласившим их мужчиной. Они – дамы, а не «товарищи по партии». И если мужчина страдает непонятливостью, следующего свидания с ним просто не бывает. Это как военная тайна из известного рассказа Аркадия Гайдара. У нас её знает каждый, но ни одному буржуину понять её не дано. Отсюда и мнение, что импортные жёны корыстны, им только гражданство да богатство нужны. А то, что хороших мужей жёны не уходят в никуда, соглашаясь работать уборщицами с утра до ночи, лишь бы не слышать скулежа о перерасходе тепла, энергии, продуктов, им, одноклеточным, не понять. Русские женщины этим «джентльменам» просто не по зубам, ибо это – партнёрши с повышенными духовными запросами. Они откажутся от куска колбасы, но в театр сходят. Они будут убирать мусор, но на карнавал в Венецию поедут. Они найдут возможность сделать приличную причёску и маникюр. На любом празднике они будут выглядеть эффектнее местных, несмотря на пресловутую немецкую дороговизну. Они – мастерицы на все руки: всё умеют, всё могут. Не могут только довольствоваться пещерным уровнем отношений, делить кров со жлобами, которые даже с дерьма собирают пену. Собирают и не понимают, что жрать эту пену будут уже сами или со следующей иностранкой, выписанной по каталогу из слаборазвитой страны. Ровно два года.

4

– Смотри, проснулся! – прервала мои размышления дочь, указывая в сторону окна.

Я горько усмехнулась.

– Могу спорить, что он не спал.

Я ещё раз набрала домашний номер. Автоответчик снова предложил мне оставить сообщение. Нас явно хотели оставить ночевать на улице. Мы ещё раз поднялись на свой этаж и снова улеглись на кнопку звонка. Никакой реакции. На дворе – темень. Все добропорядочные бюргеры уже в люлях. Предложение дочери идти ночевать к моей приятельнице я не поддержала. Нельзя создавать прецедент, иначе дальнейшее проживание в этом доме станет совсем невыносимым. Явившись утром, как побитые дворняжки, которых теперь и впредь будут наказывать отлучением от конуры, мы потеряем последние акции. Такие спектакли чреваты рецидивом.

Я вспомнила о нескольких подобных случаях, произошедших с моими знакомыми. Одна несколько дней ночевала в подвале, боясь обратиться за помощью в полицию, ибо по-немецки почти не говорила. В результате сильно простудила почки, теперь живёт на лекарствах. Другая, переночевав в гараже, обратилась за помощью в приют для женщин, оказавшихся в беде. Те сообщили в полицию, а полиция – в управление по делам иностранцев. Разозлённый неприятностями, супруг сделал заявление, что не намерен больше жить со своей русской женой, ибо та плохо справляется со своим супружеским долгом. И поскольку на момент конфликта стаж их семейной жизни насчитывал всего один год, её выслали из Германии.

На данный момент я промучилась в браке два года, но, как консультировали юристы русскоязычных газет, «Несмотря на недавно принятый закон о достаточности двухлетнего семейного стажа, только трёхлетний может полностью оградить вас от неожиданных неприятностей». Это значит, что право на нормальную жизнь получат только самые терпеливые. Выдержавшие трёхлетнее тюремное заключение, кто-то общего, кто-то строгого, кто-то особого режима. Но, по справедливости, срок проживания с немецким «джентльменом» стоило бы засчитывать, как в «горячих точках»: год за три. Мне предстояло «отмотать» ещё год, причём, сделать это надо было с минимальными потерями для здоровья и самоуважения.

Я ещё раз попыталась попасть в квартиру. Напрасно. Глупость моего супруга могла сравниться только с его твердолобостью. «Ну, держись, родной. Сейчас я тебе устрою театр драмприкола!».

Я легла на кнопку звонка, противно дребезжащего на весь подъезд. Минуты