Когда-то, на заре нашей «семейной» жизни, Петер сказал мне:

– Вы, русские, не умеете жить в цивилизованном обществе, но мы вас переделаем.

– Если это удастся, я посвящу тебе три страницы в своих мемуарах, – ответила я в шутку. Переделать меня ему не удалось. Я же своё обещание выполнила с лихвой.

Перекати-поле

Вообще-то я чистокровный русак. Как я оказался в Германии по седьмому переселенческому параграфу? Это – длинная история. Я уже много раз ее рассказывал. Если есть терпение, послушайте и вы.

Когда-то я женился на Элке Вернер. Мне тогда и в голову не могло прийти, что она немка. Во всяком случае, ничего немецкого в её облике я не замечал. Немецким она почти не владела, уродиной не была, национальность свою не афишировала. Жила, как все советские люди. Кто тогда вникал в национальные оттенки? В каждом из нас столько кровей намешано – поди разберись в этом коктейле. Как сказал кто-то из умников, копни поглубже любого русского и обнаружишь там татарина.

Так вот, о том, что Элка – немка, я узнал уже после свадьбы, когда, на почте, стоя в очереди за посылкой, от нечего делать стал листать её паспорт. Увидел и аж присвистнул от удивления.

Нет, я знал, конечно, что в Новокузнецке немцев хватает. Их, бедняг, Сталин ещё в военные годы к нам, в Сибирь, перебазировал. Но то, что я сам окажусь членом семьи немца-переселенца (именно так стали меня именовать впоследствии), даже представить себе не мог.

Когда я познакомился с Элкой, ей было уже двадцать семь. Все её подруги, приятельницы и кузины давно вышли замуж (некоторые прошли эту процедуру по второму кругу), а у неё всё не выплясывалось. До тех пор, пока я, вернувшийся из армии двадцатилетний парняга, не попал в поле её зрения.

Работала Элка паспортисткой в нашем ЖЭКе, ставила меня на учёт и всё требовала прийти ещё и ещё раз, чтобы донести недостающие бумаги. Доходился я к ней, короче: даже ахнуть не успел, как оказался с обручальным кольцом на пальце. Ювелирная работа!

С моей стороны любовью там и не пахло. С её тоже. Просто Элке пора было запрыгивать в последний вагон, а мне… Мне от неё ничего не было нужно, разве только отомстить Танюшке, не дождавшейся меня из армии и выскочившей замуж за своего однокурсника.

Любви не было, но чувство порядочности, которое мне с малолетства привили родители, наличествовало. Оно и сказало своё решающее слово, когда Элка поставила меня перед фактом: «Я беременна». Сыграли мы свадьбу и стали вить гнездо. Оказалось, без любви жить тоже можно. Но только в том случае, если её отсутствие взаимное. У нас как раз и был тот самый случай.

Вскоре родилась дочка Иришка. Я заочно окончил торговый техникум, стал работать в магазине стройматериалов. Со временем «дослужился» до завотделом, потом и до завмага. Держал руку на дефиците, так что, мы совсем не бедствовали. Купили трёхкомнатную кооперативную квартиру в хорошем доме, «Жигули» шестой модели, ели в три горла самое вкусное, регулярно ездили на Чёрное море. У дочки было всё самое лучшее, начиная от игрушек и заканчивая репетитором по музыке.

Но не всё коту масленица. Жизнь «при коммунизме» неожиданно закончилась. Я чуть в тюрьму не загремел из-за махинаций нашего бухгалтера. Ушёл с работы, вернее, меня ушли. Поставил на рынке палатку, стал торговать всяким барахлом. Не жировал, но концы с концами сводить удавалось. Правда, недолго.

Через полгода палатку мою сожгли. Злоумышленников обнаружить не удалось. Следак мне прямо сказал: «Сам виноват. Время нынче такое, что нужно уметь договариваться с людьми».

Впал я в депрессию, не знал, как жить дальше. А тут как раз родня моей Элки в Германию засобиралась. Имею в виду ближнюю родню. Дальняя та ещё в восемьдесят пятом свалила на землю своих предков. Несколько лет они помалкивали, видать, искали своё место под чужим солнцем. А в последние годы будто прорвало: стали звонить, письма писать, фотографии высылать. Да такие, что у нас, оставшихся на периферии жизни, стало от зависти крышу рвать. То они под Эйфелевой башней ухмыляются, то Пизанскую подпирают, то ковыряют пальцем пирамиду Хеопса. На Элку же неизгладимое впечатление произвели кадры, снятые в мясных лавках и сыро-колбасных отделах супермаркетов. Комментарии, сделанные родственниками на тыльной стороне снимков, были созвучны детской дразнилке: «Я – в аэроплане, а ты – в помойной яме».

Когда же от кузенов пришли фотографии их собственных домов и свежеприобретённых «Ауди», даже сомневающимся стало ясно: надо ехать.

На семейный совет собралась вся «отставшая от поезда» ветвь Вернеров: тесть с тёщей – Мария и Эдгар Вернеры, их дочери: Зинаида Иванцова и Элла Батищева, мы с Петькой, русские зятья истинных арийцев и внучки: наша Ирка и Иванцовская Светка.

Тёща водрузила на нос очки с толстыми линзами, достала из старой Иркиной папочки для школьных тетрадей письма германских родственников с абзацами, подчёркнутыми красным, и медленно, по слогам, стала зачитывать: «Как приехали, сразу же получили всё: холодильник, телевизор, новую плиту, ещё запакованные одеяла, подушки, постельное бельё. Целый час социальный работник терпеливо втолковывал нам, как правильно пользоваться стиральной машиной. Дали денег на светильники, исходя из лимита двадцать марок на одну человеко-единицу.

Квартиру нам социальное ведомство оплачивает вместе с горячей водой и отоплением. Дополнительно на жизнь получаем тысячу триста марок. В течение года власти выделяют ещё тысячу пятьсот на одежду». Это пишет Анька Цандерша.

А вот ещё: «Вы не поверите, но как только мы въехали в новую квартиру, местные стали нам под дверь новые детские игрушки подкладывать и пакеты с хорошо постиранными отутюженными вещами. А вы говорили: немцы жадные. Старики наши на свою пенсию не только сами живут неплохо, но ещё и нам помогают. А ведь ни дня на Германию не работали! А то, что нам здесь скучно – глупости! Сюда артисты известные на гастроли приезжают. Часто они к нам в Новокузнецк ездили? То-то же! Здесь хватает русских магазинов, где полно наших товаров, включая книжные новинки и видеокассеты. У всех работающих имеются машины. На каждом шагу – цветы. Одним словом, рай. Чего ещё можно хотеть?».

– Это уже Кларка Вернерша хвалится, – сообщила нам баба Мария, протирая носовиком очки. – А вот чем выпендривается её матушка: «Как вспомню свою пенсию в две с половиной тысячи рублей, так вздрогну. Всё уходило на питание и квартплату. Поломка стиральной машины или холодильника приравнивалась к стихийному бедствию. О поездке на море не могло быть и речи. Тут же, мне за сорок лет российского рабочего стажа начислили пенсию