Решил уступить Иоанн. — Пусть идет, не скандалить же с ней на виду у всех».

Многочисленные ворота Ура знаменовали собой всходы и закаты целых эпох в истории города. Сегодня, на пике расцвета Туринской империи, главными считались западные ворота, выходящие на фесалийский тракт, а до этого, когда столетиями здесь правили Сарды основную дорогу открывали дубовые створки восточных ворот. Ну, а еще раньше «правили бал» северные. В ту пору богатый и могучий Ур был непререкаемым авторитетом в торговле с северными варварами. Тогда эти ворота, прикрытые двумя квадратными башнями, символизировали мощь растущего города, а сейчас, спустя пол тысячелетия, когда былая слава уже угасла, поистрепался и некогда парадный вход. Исчезли яркие краски, позолота, облупились носы монументов, но одно осталось неизменным — отсюда начинался торговый путь к полуденным странам.

На взгляд цезаря, подошедшего к позициям четвертого легиона, их легату Ганима Персулу следовало бы подтянуть дисциплину во вверенном ему подразделении. Вялотекущие действия его подчиненных действительно мало походили на настоящий штурм. Перешедшие ров гавелинские когорты не проявляли ни малейшего рвения взобраться на стены. Закрывшись щитами, они демонстрационно-бестолково топтались под стенами, предоставляя торкам соревноваться с горожанами в меткости стрельбы из лука.

— Почему не атакуете, легат? — Голос Иоанна заставил вздрогнуть сидящего в кресле Ганима.

— Что⁈ — Пожилой сухопарый человечек подслеповато прищурясь уставился на цезаря.

«Если он сейчас спросит — кто вы, — саркастически хмыкнул Иоанн, — придется его арестовать за непочтение к императорскому достоинству».

К счастью для легата память у него была лучше зрения, и присмотревшись, он узнал виденного им лишь однажды претендента на трон.

— Иоанн? — Выразил он крайнее удивление. — Что вы тут делаете?

Сцена показалась Иоанну забавной, и он усмехнулся.

— Это у вас, легат, надо спросить, что вы тут делаете, поскольку на штурм все это, — рука цезаря обвела сжавшиеся когорты, — мало похоже.

Ганима недовольно скривился.

— Это же гавелины. Арианово отродье! Им бы только жрать и спать! — Он тяжело вздохнул. — Хорошо хоть не разбежались до сих пор.

Иоанн ожидал чего угодно: дурацких отговорок, разгильдяйства, и прочей варварской хитрожопости, но такой откровенный саботаж и нежелание хоть что-нибудь делать ошарашили. От неожиданности он бросил взгляд на Евсания, но тот мгновенно нацепил на лицо маску служивого идиотизма — не могу знать, не моего ума дело!

«Понятно». — Почти вслух процедил Иоанн.

В тот момент, когда на совете они решили поставить гавелинский легион против северных ворот, никто не ждал от него чудес. Как сказал тогда Наврус: «Их задача только одна — стянуть на себя все внимание горожан, дабы дать Велию возможность подойти к воротам».

Оценив взглядом замершие когорты и вялую перестрелку торков с защитниками, цезарь глубокомысленно вздохнул: «Похоже, с этой задачей они не справились».

Нужно было срочно исправлять положение, и Иоанн понятие не имел как это сделать. Броситься самому на штурм? Что-то подсказывало, что не поможет. Третья когорта, конечно, пойдет за ним, а гавелины нет. Он для них не авторитет, останутся стоять как стояли.

«Единственно, что может заставить их лезть на стены, — промелькнуло в голове Иоанна, — это страх и алчность. Могу я их напугать или зажечь огонь жадности в их душах? Навряд ли, но попробовать я обязан».

Жесткий, не терпящий возражений взгляд, хлестнул по лицу легата.

— Всех трибунов и центурионов ко мне!

— Сейчас? — Недоверчиво проворчал Ганима, и в голосе Иоанна послышалась неприкрытая угроза:

— Мне повторить, легат⁈

Повторять не пришлось, Ганима с каменным лицом отдал приказ, и через некоторое время вокруг собрались запыхавшиеся от бега командиры.

Пройдясь суровым взглядом по раскрасневшимся лицам, Иоанн задал вопрос:

— Вы знаете кто я?

Большинство утвердительно кивнуло, и в тоне Иоанна появилась нотка праведного гнева.

— Пять легионов уже закрепились наверху, еще немного и штурмовые отряды ворвутся в город, а вы все еще трусливо топчетесь у подножья. К вечеру мы возьмем город. С вашей помощью или нет, неважно. После победы, я справедливо разделю добычу между победителями. Между победителями, среди которых вас не будет! — Выждав паузу, он обвел взглядом стоящих вокруг. — Спросите меня, что ждет вас⁈ Ну!.. Спросите!

Никто не подал голоса, и Иоанн, не дождавшись, продолжил:

— Не хотите, а я вам скажу… Если вы сейчас же не докажете мне, что я не прав, то за саботаж, за трусость и предательство весь легион ждет децимация и расформирование! Выбирайте!

После мгновения гробовой тишины он почти выкрикнул.

— Чего вы ждете⁈ Выбирайте! Орла легиона либо сюда, — его палец ткнул себе под ноги, — либо туда, на стену! — Повинуясь моменту, рука сама выхватила меч из ножен и взмахнув, указала на зубцы башен. — Вперед!

— Вперед! — Раздался первый голос в ответ, и его тут же подхватили остальные. — Вперед! — Понеслось над легионом, вместе с разбегающимися по своим когортам командирами. — Вперед!

Страх наказания, угроза остаться без добычи, новость, что город уже почти взят. Неизвестно, что из этого кардинально изменило настрой легиона, может быть все вместе взятое, но гавелины, вдруг вспомнили кто они теперь есть такие.

— Барррра! — Пронеслось над головами. — Баррра!

Неизвестно где прятавшиеся до сих пор штурмовые группы бросились с лестницами к стенам, и вялотекущая имитация, набирая обороты, начала стремительно превращаться в настоящую кровавую мясорубку.

Иоанн стоял прямо напротив ворот, и два легионера прикрывали его с обеих сторон щитами. Стрелы прилетали не часто, лучникам на стенах было чем заняться. Гавелины, не смотря на летящие камни и потоки горящей смолы, упорно лезли вверх. Цезарь смотрел на обожженные, орущие от боли фигуры, на разбитые головы и старался не думать, что именно он ответственен за них за всех.

«Чтобы Велий смог подойти к воротам, у защитников города не должно быть ни одной свободной минуты, и ни одного свободного человека». — Этой мыслью он пытался вытеснить все остальные, но в том аду, что творился вокруг, это было непросто.

Затрещав, рядом сломалась лестница, и легионеры, как горох посыпались на камни. Восторженный рев осажденных смешался с воплями переломанных людей, но порыв легиона этим уже было не сломить. С упорством обреченных гавелины тут же установили новую лестницу на место упавшей, и новые смертники вновь поползли вверх. В этом остервенении было какое-то безумие, словно решившись на штурм, люди вырвали из себя инстинкт самосохранения и попросту не понимали, что умирают по-настоящему.

* *