Джинни продолжала невинно изучать его тело. Ее пальцы пробежались по застежке рубашки, погладили ребра, потрогали выпирающие квадраты мышц на животе и остановились в опасной близости от чувствительной головки его мужского достоинства. Дункан простонал сквозь зубы, схватил девушку за запястье и откинул ее руку в сторону раньше, чем она успела двинуться дальше.

Его естество было твердым, как камень, и болезненно, настойчиво пульсировало. Одно нежное пожатие ее ладошки, и он взорвется, как бочонок с порохом.

Дункан целовал ее все сильнее, все более страстно, но думал только о ее нежных мягких пальчиках, сомкнувшихся на его плоти. Похоть бушевала; сердце колотилось как бешеное.

Стремясь почувствовать ее под собой, Дункан осторожно наклонил Джинни назад, обняв, чтобы она не лежала на холодной скале. Его губы скользнули по ее щеке, потом за ушко и вниз, по длинной стройной шее. Ее сердечко отчаянно колотилось, и это действовало на него, как неистовый бой барабанов.

«Прикоснись к ней! Возьми ее! Сделай своей!» Голос искушения заглушал все остальное.

Дункан положил руку ей на грудь и застонал, когда округлый пышный холм лег в ладонь. Их разделяла только мокрая сорочка Джинни, не мешавшая ему исследовать ее тело. Груди были точь-в-точь такими восхитительными, как он и ожидал. Высокими и упругими, но при этом мягкими и округлыми. И аппетитными, а соски — тугими и твердыми, как две розовые жемчужины. Джинни застонала, инстинктивно выгибая спину и подставляя грудь под его ладонь.

Ее чувствительность, раскованность и страстность его погубят. Ей не хватало опыта, но это с лихвой заменялось инстинктом и разгоревшимся желанием. Движения ее были бессознательными и порывистыми. Если Джинни окажется в его постели, ему никогда и ни за что не захочется никакой другой женщины.

Это его жена! Боже, он не мог поверить в свое везение.

Губы Дункана нашли ямочку у нее на шее, ладонь накрыла грудь. Наслаждаясь ее девичьей упругостью, он нежно сжал ее и провел подушечкой большого пальца по тугому маленькому розовому соску.

Она ахнула, тело ее застыло в ожидании… нет, в мольбе о его прикосновении.

Не будь Дункан так же возбужден, как она, он мог бы счесть все это забавным. Но с Джинни он не испытывал той бесстрастной самоуверенности, которая отличала его предыдущий опыт с женщинами. Чувственное безумие захватило его с той же силой, что и Джинни.

Но он пока что держал себя в руках.

Дункан еще раз провел пальцем по соску. Джинни затрепетала, и он едва не сошел с ума. Его естество напряглось еще сильнее, и Дункану пришлось стиснуть зубы, сопротивляясь стремлению прижаться к ее бедрам, лечь между этих длинных ног и, погрузившись во влажное тепло, забыться в наслаждении.

Он покатал ее сосок между пальцами и легонько сжал его, не переставая целовать младенчески нежную шею. Она была такой сладкой, что едва не таяла у него на губах. Его окутывал ее аромат, дразнил ее вкус. Джинни. Только Джинни. Только она имела значение. Только о ней он мог думать.

Ленточки на ее сорочке развязались. Дункан поцелуями прокладывал дорожку вниз, к глубокой ложбинке между ее грудями, зарываясь в них лицом и вдыхая теплый девичий запах.

Ее груди трепетали в ожидании. Дункан скользнул языком под тонкую ткань, лизнул пышный холмик груди, а потом медленно начал лизать сосок.

Джинни снова замерла, и только ее прерывистое дыхание нарушало тишину этой ночи. Дункан почти желал, чтобы она остановила его. Самообладание стремительно покидало его. Но она отдавалась ему так полно, что любопытство и природная чувственность подавили девическое смущение. Он, конечно, остановится, но сначала подарит ей наслаждение.

Дункан снова лизнул очаровательный сосок, а потом нежно втянул его в рот.

Ее стон почти лишил его рассудка. Он пососал сильнее, обвел упругий бугорок языком, и Джинни снова выгнулась, словно вдавливая себя в его жаждущий рот.

Ее бедра настойчиво прижимались к его восставшему естеству. Дункана пронзила пульсирующая боль. Каждый дюйм его тела напрягался, чтобы сдержаться.

Он знал, чего она хочет. Его рука скользнула под подол сорочки, задрав ее на бедра.

Под его загрубевшими пальцами ее кожа казалась бархатной. Он провел рукой у нее между ног. Наверное, Дункан действовал слишком поспешно, обгоняя собственный опыт.

Как и Джинни, он поступал скорее инстинктивно, чем обдуманно, и сейчас мог помышлять только о том, чтобы подарить ей наслаждение, какого она себе до сих пор не представляла.

Он нежно провел пальцем между девичьих ног. Промежность была такой влажной!

Дункан понял, что исчерпал все запасы самообладания.

Джинни ахнула, почувствовав столь интимное прикосновение, тело ее выгнулось и замерло на миг в потрясении и предвкушении.

Дункан, не дав ей ни мгновения на раздумья, втянул сосок глубоко в рот и скользнул пальцем внутрь.

Джинни вскрикнула, не в силах сдержать растущее удовольствие.

Боже, она такая страстная, упругая и чувствительная. Джинни просто не представляет себе, как она прекрасна и неотразима с пылающими щеками, сладко приоткрытыми губами, распухшими от его поцелуев, и сверкающими глазами, затуманившимися от желания.

Он хотел ее больше всего на свете. Хотел так сильно, что впервые в жизни не доверял самому себе.

Джинни знала, что должна остановить Дункана. Но не могла. Ведь ощущения были просто невероятными!

Она знала, что происходит между мужчиной и женщиной — жизнь в замке, где почти не имелось возможностей уединиться, поневоле учила основам физических отношений, — но не представляла, что прикосновения мужчины могут вызывать такие ощущения, такое ни с чем не сравнимое удовольствие. Стоны и вздохи, которые ей так часто доводилось слышать среди ночи, теперь обрели естественный смысл.

Не представляла она себе и того, какая интимная связь возникает при поцелуях и ласках. Джинни чувствовала себя навеки соединенной с Дунканом. Частью его. Она обладала — и одновременно понимала, что и ею обладают.

Когда Дункан обнимал ее, целовал, ласкал, ей казалось, что им уже ничто и никогда не помешает. Она чувствовала себя любимой. Он принадлежал ей, а она ему.

Джинни понимала, что происходит, знала, к чему все идет, но ей было все равно. Дункан будет ее мужем. Все инстинкты, все клеточки ее тела кричали, что она права; то, что приносит такое наслаждение, должно совершиться. Все сомнения рассеялись, остался только пылкий восторг.

Его губы на ее груди. Он посасывает соски, и от них расходятся волны жаркого наслаждения, но все это ничто по сравнению с ощущениями, которые вызывает его рука у нее между ног.

Приятное чувство, которое она уже испытывала до этого, сконцентрировалось и превратилось в сильную, настойчивую пульсацию.

Необычность и потрясение быстро растаяли, осталось только тепло, расходящееся от его пальца. Джинни чувствовала себя желанной, любимой и отчаянно хотела все новых прикосновений. Бедра ее раздвинулись, впуская его чуть глубже. Доверяя ему.