– Так он мне в любви признавался, – с радостью во взгляде смутилась женщина.

– Ну, это меняет дело. Признался?

– Признался.

– И остался с тобой на ночь.

– А что здесь такого? Мы же взрослые люди.

– Так никто и не отрицает. И когда он к тебе пришел?

– Ну, я убралась, и он пришел. Я вам даже время скажу, это было в начале первого ночи. Минут двадцать первого, где-то так.

– Вы слышали, как Вадим выходил во двор? Как за ним выходил Евгений Максимович?

– А когда это было?

– Примерно в половине второго ночи.

– Нет, что вы! Не могли мы слышать. Шумно у нас было, – смутилась Роза.

– Музыка играла? – подсказал Круча.

– Ага, музыка, – стыдливо улыбнулась она.

– И долго играла?

– В два часа мы уже спали. Ну, день тяжелый был. И все такое… Сначала Гена заснул, потом я с ним в обнимку. А под утро он меня разбудил, – мечтательно улыбнулась она.

– Когда он от тебя ушел?

– Ну, в шестом часу.

– И что, за всю ночь он ни разу не обошел территорию?

– Нет, – опустила голову Роза. – Только вы Евгению Максимовичу не говорите.

– Да Евгений Максимович и сам все знает. Знает, что лодыря твой Гена гонял…

Возможно, Костин знал, где находится его охранник. Знал, что никто не видит его, когда он убивал Вадима Остроглазова. Отсутствие охранника на посту развязало ему руки. А может, он сам и отправил Гену к Розе?

В любом случае надо было допросить Гену. Но, увы, к тому времени, когда Круча вышел из дома, уже произошла смена караула. Гена дождался своего сменщика и уехал домой. Но почему он тогда не попрощался с Розой?

Яркие солнечные лучи прорезали тонкий тюль и слепили глаза. Серафима могла бы отвернуть голову, но тогда ей пришлось бы смотреть на Женю.

Парень он, в общем-то, симпатичный, и язык у него подвешен – не стыдно с ним пройтись перед девчонками. Но сейчас она смотреть на него не могла – глаза у него горели похотливым огнем, щеки пылали, рот был перекошен от возбуждения. И еще от него неприятно пахло чесноком.

Он долго шел к сегодняшнему дню – ухаживал за ней, встречал ее у института, дарил цветы, провожал домой. Они вместе ходили в театр, кино, даже в ночных клубах бывали. Женя хороший парень, сильный, с ним спокойно и безопасно. И она совсем не прочь была связать с ним свою жизнь. Тем более что он уже давно сделал ей предложение руки и сердца.

Они уже полгода вместе. И только сегодня Серафима подпустила его к своему телу. Он разгорячен, его пальцы ласкают соски, язык нежно скользит по животу вокруг пупка. Ее одежда аккуратно сложена на спинке кресла, на ней нет даже фигового листка. Еще совсем немного, и она станет женщиной. Она к этому готова, только солнце светит слишком ярко. И смотреть на своего избранника неохота… Может, закрыть глаза и отдаться во власть ощущений?

Действительно, на месте Жени можно представить его брата Вадима, этого жгучего брюнета с колдовскими глазами…

– Задвинь шторы! – попросила Серафима.

– Любой каприз!

Женя ловко перепрыгнул через нее, соскочил с дивана, подошел к окну. Но и она не осталась лежать, поднялась, схватила одежду и скрылась в ванной.

Серафима оделась, поправила прическу, подкрасила губы и вернулась в комнату. Женя сидел в кресле в тунике из простыни и грустно смотрел на нее.

– Извини, я не так себе все это представляла, – развела она руками.

Ей уже девятнадцать, и у нее до сих пор не было секса. Подружки с курса уже посмеивались над ней, дескать, никому она не нужна. Но ведь это не так. Жене она нужна. И он очень ее хочет. Так что комплекс невостребованности отпадает. И нет смысла торопить события. А на девчонок плевать.

– Я хочу, чтобы это случилось в первую брачную ночь.

– Я понимаю, – натянуто улыбнулся Женя.

– Ничего ты не понимаешь…

Она должна была доказать своему парню, что у нее до него никого не было. Он бы увидел кровь на простыне и все бы понял… К тому же он так долго ее домогался, что нельзя было дальше томить его. Серафима все это понимала, но…

– Давай потерпим до свадьбы! – попросила она.

– Давай.

– Совсем немного осталось.

Свадьба назначена на осень, на октябрь, отец так захотел. Он у Серафимы потомственный крестьянин, и в его понимании свадьбу полагалось играть после сбора урожая. А с отцом спорить бесполезно – как он сказал, так и будет.

– Всего полтора месяца потерпеть надо.

– Ничего, я тебя всю жизнь терпеть собираюсь, – улыбнулся Женя. – А тут каких-то полтора месяца…

– Ты меня терпеть собираешься? – возмущенно вскинула она брови.

– Ну, может, я не так выразился, – ничуть не смутился он. – Может, потому, что самого себя терпеть собираюсь. Себя терпеть, рядом с тобой.

– Может, мне тоже выразиться? Нецензурно…

– Я серьезно. Понимаешь, я уже взрослый, мне двадцать восемь лет. И я себя хорошо знаю. Бабник я по своей натуре. И женщины у меня были. Не скажу, что много, но были…

Серафима сердито смотрела на него. Она понимала, зачем Женя все это говорит. Не вышло у него с ней, не позволила она ему сорвать свой цветок, вот он и пытается ее уколоть. Хотя и делает вид, что с пониманием относится к ее отказу. Потому она и возмущена, но молчит, не перебивает его.

– Но все это в прошлом, – продолжал он. – Теперь у меня есть ты, и только ты. Я тебя всегда буду любить. Но одной любви мало. Я знаю мужиков, которые очень любят своих жен, но изменяют им. Потому что бабники по жизни. Такие же бабники, как и я. Но я обещаю, что никогда не изменю тебе.

– Будешь терпеть?

– Да, если дело дойдет до того, буду терпеть.

– До чего дойдет дело?

– До другой женщины.

– У тебя может появиться другая женщина?

Серафима не очень хотела видеть Женю в своей постели, ей не нравилось, как от него пахнет, но при этом она уже боялась его потерять. Потому и разволновалась.

– Все может быть. Но я клянусь тебе, что у меня ничего ни с кем не будет. Только с тобой. Всегда. На всю жизнь.

– А если ты меня вдруг разлюбишь?

Женя должен был сказать, что такого никогда не случится, но Серафима услышала от него другое.

– Все равно я буду с тобой.

– А ты можешь меня разлюбить?

– Но ты же меня не любишь. – Он смотрел на нее с улыбкой, но немигающим взглядом.

– Я тебя не люблю? – оторопела она.