– Я так понимаю, что про притон под Зеленоградом ты знал?

– Правильно понимаешь.

– Почему тогда не прикрыл эту лавочку?

– Зачем прикрывать то, что я сам разрешил?

– Зачем разрешил?

– Натура у Наташки такая, порочная… Я с самого начала знал, кто она такая. Я ее на ночь заказал, а оказалось, что на всю жизнь. Влюбился как проклятый. Думал, она за ум возьмется… Нет, она не изменяла мне. Не изменяла, но призналась, что ее на приключения тянет. Сама призналась, честно призналась. Натура у нее такая, на разврат тянет… Ну, мы нашли выход. Ей разврат нужен, она его получила. Сама она под клиента не ложилась, других подкладывала, и этого ей хватало…

– Это не просто разврат, это извращение.

– Может быть.

– И ты это терпел? – мрачно усмехнулся Круча.

– Думаешь, мне это нравилось? Нет, не нравилось. А что делать? Люблю я Наташку! Люблю! Знаешь, когда бабу любишь по-настоящему, все ей можешь простить! – безумными глазами смотрел на него Муравлев. – И все сделаешь для того, чтобы она тебя любила!

– Ты это уже сделал, Миша. Ты все для этого сделал. Но боюсь, лирика тебе не поможет.

– Я понимаю.

– Ну, если понимаешь, давай обо всем с самого начала.

Надо было составить протокол допроса, а это работа долгая и нудная, но справиться с ней не трудно, если, конечно, преступник не идет в отказ.

* * *

Подполковник Круча был настроен на философский лад.

– Такая вот история, Дима. Ориентация у меня нормальная, жене я не изменяю, примерный семьянин, а мог стать жертвой извращенной любви. Хорошо, что Нептун – бог моря, а не разврата, может, он и отвел от меня гарпунную стрелу.

– Да уж, повезло нам, Степан Степаныч, – улыбнулся Шульгин. – А то как бы мы тут без вас жили?

– Это уже другой вопрос, Дима. И я обязательно над ним подумаю. Тут дело в другом… Есть бабы, которые не могут без жить без базара, а есть, которым без панели жизнь не мила. Муравлева из последних. А муж ее терпит. Как это объяснить, а?

– Извращенная любовь?

– Вот и я о том же… Даже притон открыл, чтобы жене угодить.

– Ну да, он ей угодил, с этим не поспоришь. Но так он и о себе не забыл. Жена притон содержала, а он услугами ее проституток пользовался.

– Да? – удивленно посмотрел на Диму начальник. – Как-то я упустил этот момент.

– А я нет, мне Муравлева рассказала.

– И что, она против этого не возражала?

– А как она могла возражать, если сама ничуть не лучше.

– Интересная семейка.

– Одна сатана.

– Значит, Муравлев помогал жене в ее нелегком деле не только деньгами…

– Ага, товароведом у нее работал, товар принимал, пробу с него снимал…

– Ну что ж, теперь с баланды пробу снимать будет… Он в тюрьме, жена на воле. Надо было бы пристегнуть ее за компанию.

– Нечем.

Экспертиза более чем убедительно показала, что Вислогузова сама сделала себе роковой укол. А Субботина призналась только в том, что действительно звонила ей и требовала сменить место жительства. Ну, Ира это место и сменила. Без права на возвращение…

Не хотела Маша сдавать свою подругу, потому и привязала Диму к себе. Хорошо это у нее получилось, только вот на душе у Шульгина по-прежнему было неспокойно. Ведь Вислогузова могла бы сейчас жить, если бы он тогда сразу отправился к ней… Впрочем, рано или поздно проститутку и наркоманку Иру все равно ждала смерть от передозировки. Именно этим и старался успокоить свою совесть Дима. Правда, не очень это у него хорошо получалось.

Маша, когда узнала, что ее подруга умерла, испугалась, убралась из притона. Ее довольно быстро нашли, доставили в отделение, но Дима встречаться с ней не захотел. Да и зачем?

Ответственность за организацию и содержание притона взяла на себя Грушевская, от своих показаний она не отказывалась, от Натальи Муравлевой открещивалась, а Маша Субботина, по ее словам, была обычной проституткой. Так что обеих пришлось освобождать от уголовной ответственности. Судьба Муравлевой Шульгина не волновала, да и за Машу он совсем не переживал, хотя и надеялся, что никогда больше с ней не встретится…

– Кстати, Ковальского уже освободили? – вывел его из раздумий Круча.

– Должны были. Элеонора уже в СИЗО, встречает его, – невольно загрустил Дима.

Нравилась ему Ковальская, очень нравилась, но все это уже в прошлом. И мужа она своего любит, и жить с ним будет. Да и он, Дима, не засохнет без нее. Жизнь продолжается, и у него еще будет много таких Элеонор. Так что не надо печалиться…

– Пусть встречает, – кивнул Круча. – А мы дальше пойдем. Ты ограблением Золотарева занимаешься?..

Шульгин возвращался в свой кабинет, когда зазвонил телефон.

– Товарищ капитан! – услышал он надрывный голос Элеоноры. Похоже, она была как минимум на грани истерики. – Я не знаю, что делать! Вы представляете, Леонида не выпустили! Я не знаю, к кому обратиться! Может, вы мне поможете?

– Почему вы не знаете, к кому обратиться? Дело в отношении вашего мужа закрыто, его должны отпустить. Если какая-то заминка, нужно обращаться ко мне.

– Да, одно дело закрыто, а другое открыто, – похоже, Элеонора заплакала.

– Какое другое?

– Его в злоупотреблении служебными полномочиями обвиняют, – разрыдалась она. – Коррупция там, взятки… Следователь мне объяснил, что в следственном изоляторе Леонид находился в разработке, он сам рассказал обо всех махинациях. Там не только он под гребенку попал, там всех арестовали, кто с ним работал… Дима, все очень серьезно! Я не знаю, что делать!

Шульгин озадаченно поскреб затылок. Если за Ковальского взялись всерьез, то дела его плохи. Элеонора взвывает о помощи, однако это у нее от безысходности. Но когда она мало-мальски успокоится, ее может осенить, что в их с мужем бедах виноват не кто иной, как он, Шульгин, вместе с подполковником Кручей. Ведь это они отправили его, безвинного, за решетку, где Леонид и угодил в капкан. Ох, и долго же Диме придется с ней объясняться…

Он ничем не мог помочь Элеоноре. Но Диме не хотелось оставлять женщину наедине со своей бедой, поэтому он отправился к ней, чтобы она могла опереться на его мужское плечо.

Нравится она ему, и он не в состоянии был ничего с собой поделать. К тому же Элеонора больше не зависела от него, сыщика, и он мог дать волю своим чувствам.