Вторая казалась вполне пригожей, разве что, пожалуй, слишком худой, однако её портило какое-то испуганно-брезгливое выражение лица. А вот третья молодая женщина… Да какая там женщина! Девчонка. Алёшка почувствовал, как по спине пробежал холодок. Раз взглянув, он, словно в полынью, ухнул в её огромные, голубые, как апрельское небо, глаза. И утонул.

Перестал видеть голый весенний сад, людей, его наполнявших — всё, кроме неё. Своей солнечной незнакомки. Она смеялась, в улыбке мелькали ровные белые зубки. Каждому из подходивших, прежде чем расцеловаться с ним, что-то говорила, кому-то пару слов, а кому-то целую тираду. На ней была голубая бархатная епанча, отделанная по капюшону светлым мехом, на голове маленькая треуголка, тоже с меховой опушкой. Из-под шляпки струились золотистые локоны, перевязанные сзади синей атласной лентой. Когда улыбалась, а улыбалась она беспрестанно, на щеках появлялись прелестные ямочки, делавшие лицо невообразимо милым и женственным, а кожа была такой ровной и гладкой, что Алёшке подумалось, что в ней, точно в зеркале, можно увидеть собственное отражение.

Словно зачарованный луной[50], он, не замечая ничего вокруг, вслед за остальными подошёл к цесаревне. И только тут, внезапно очнувшись, понял, что стоит перед ней, во все глаза глядя в лицо, и стоит, кажется, уже давно. Елизавета улыбалась, в глазах прыгали чёртики. Алёшку ровно кипятком обварило — он вдруг вспыхнул, будто индийская свеча[51]. И с ужасом понял, что понятия не имеет, что должен говорить и, самое страшное, даже не знает, не задала ли Елизавета ему вопроса.

— Похоже, вьюноша дар речи потерял при виде вас, Ваше Высочество, — насмешливо фыркнула невысокая дева и, обернувшись к Алёшке, добавила: — Государыня цесаревна спрашивала, кто ты такой и как тебя зовут?

— А-алёшка Розум… — пробормотал он смущённо. — Певчий из Придворной капеллы…

— А-а-а… Херувим… — Цесаревна рассмеялась. — Ну что ж, Алёшка Розум, Христос Воскресе!

И она шагнула к нему, обняла за шею и, притянув к себе, поцеловала прямо в губы.

---------------------

[47] В православном храме нефом называют часть церкви, предназначенную для мирян, в отличие от хоров для клироса.

[48] Лик — церковный хор, собрание певчих, клирос. В крупных храмах хор обычно делится на два лика, которые поют попеременно.

[49] Золотарь — ассенизатор, чистильщик выгребных ям.

[50] Зачарованный луной — лунатик, сомнамбула.

[51] Индийская свеча — так в восемнадцатом веке называлась пиротехническая забава, известная ныне, как «бенгальский огонь».

Глава 3

в которой иноземцы строят козни, а Алёшка слоняется по базару

Из открытого окна доносился задорный звон стали — во дворе донжона на ровной, посыпанной гравием площадке двое мужчин сражались на шпагах. Ещё несколько стояли поблизости — наблюдали.

Анджей Плятер смотрел на фехтовальщиков из окна второго этажа, невольно любуясь мягкими и грациозными, словно у леопарда, движениями — имелся такой зверь в зверинце при его собственном дворце. Жесты были собранными, чёткими, точными и красивыми. Да, породу не скрыть… Даже если обрядить этого юношу в рубище, он всё равно останется аристократом. Отпрыском древнейшего польского рода…

Матеуш сделал резкий выпад, и шпага, выбитая из руки сражавшегося с ним кавалера, с мелодичным звоном упала на гравий. Он вскинул клинок — отсалютовал противнику, и зрители поодаль зааплодировали.

— Благодарю, мсье Годлевский! — Высокий темноволосый мужчина, соперник Матеуша, поклонился. — Не хотел бы я встретиться с вами на поле боя!

Тот улыбнулся и что-то ответил — граф не расслышал, что именно. И, пожав друг другу руки, молодые люди разошлись.

— Матеуш! — окликнул граф. Тот поднял голову и, увидев его, склонился в почтительном поклоне. — Не уходи, я сейчас спущусь к тебе.

Когда он сошёл вниз, Матеуш ждал у центрального входа. Шпагу он убрал в ножны, и о поединке напоминали лишь влажные пряди тёмно-каштановых волос, прилипшие ко лбу.

— Что-то случилось, ваше сиятельство?

— Пойдём, мой мальчик, прогуляемся. — Граф махнул рукой в направлении ворот.

Они миновали крепостную стену, прошли по мосту и двинулись в сторону парка, окружавшего замок и простиравшегося до самого берега реки Косон.

Весна, едва заметная две недели назад, когда они прибыли в Шамбор, теперь красовалась перед ними, точно кокетливая панна в кружевном бело-розовом наряде — кругом цвели каштаны и магнолии, волшебный аромат наполнял воздух.

— Прибыл гонец от графа де Морвиля[52], — проговорил Плятер, когда они отошли от замка. — Привёз паспорта и бумаги. Завтра ты отправишься в путь.

Он глубоко вздохнул, стараясь отогнать невольную грусть, и продолжил:

— Кардинал остался доволен нашей придумкой — он готов на любые интриги, лишь бы избежать вооружённого столкновения с Россией.

— Он так боится московитов?

— Де Флёри вообще не любит воевать. Впрочем, для духовного лица сие похвально. — Граф усмехнулся. — Ты отправишься в Москву под видом французского коммерсанта господина Антуана Лебрё, негоцианта из Лиона, торгующего тканями. Якобы для изучения рынка и налаживания торговых связей.

— В Москву? — Матеуш удивился. — Но разве царский двор находится в Москве? Я слышал, что у русских теперь новая столица…

— Уже нет. Московиты забросили Петербург, едва похоронили своего бесноватого царя. Шевалье де Кампредон, бывший посланник в России, полагает, что Петербург ждёт судьба Ахетатона[53]. Впрочем, туда ему и дорога… Но мы отвлеклись. Итак, мой мальчик, чтобы не привлекать к себе в пути излишнего внимания, ты станешь представляться купцом, но кроме того у тебя будут документы на имя шевалье де Лессара, который отправляется в Москву в качестве нового секретаря французского посольства. Заранее трудно предугадать, какая из легенд окажется в твоём деле более полезной, возможно, возникнет необходимость войти в высшее общество, тогда тебе пригодится паспорт на имя де Лессара. В Москве тебе поможет мсье Маньян, поверенный по делам Франции в России, он же подскажет, как лучше действовать…

— Поверенный? — Матеуш, кажется, удивился.

— Да. После отъезда посланника этот господин представляет там Францию единолично. При Кампредоне Габриэль Мишель Маньян был секретарём в посольстве, а теперь остался за главного. Какой карьерный взлёт! — Граф презрительно скривил красивые губы. — Впрочем, говорят, этот плебей — весьма ловкий господин, к тому же много лет прожил в России, прекрасно знает и язык, и обычаи московитов… Словом, будет тебе весьма полезен. Ты передашь ему письма от графа де Морвиля, расскажешь о наших планах, и он подскажет, как лучше действовать…

Некоторое время они шли молча, Анджей Плятер посматривал на спутника — Матеуш хмурил тёмные брови, обдумывая услышанное, и вдруг повернулся к графу.

— Ваше сиятельство… Я всё хотел спросить… Как вы полагаете, человек, что обесчестил мою тётку