прославляется победа над злом и смертью – победа Креста, одержанная распятым на Нем:

Возвеличим велегласно

 cлавное сражение!

Возвестим Креста победу —

 торжество предивное:

одержал ее Спаситель,

 претерпев заклание.

Сожалея о паденье

 наших прародителей,

когда смерти приобщились

 от плода вкусившие,

Древом Бог спасти замыслил

 ради древа проклятых.

Таково предначертанье

 нашего спасения,

чтоб губителя искусность

 погубить искусностью

и целительным соделать

 средство порчи вражие.

Посему, когда настало

 исполненье времени,

послан был Зиждитель мира

 Сам из недра Отчего;

ставший плотью, Он родился

 в роде человеческом. […]

Он, прожив с людьми во плоти

 три десятилетия,

принимает добровольно

 горькие страдания,

ради нас, подобно агнцу,

 на Кресте заколотый.

Там приемлет желчь и уксус

 к древу пригвождаемый

и, копьем пронзенный в сердце,

 истекает кровию,

омывая землю, море,

 звезды, мироздание…[11]

Гимнограф возвращает мысленный взор верующего к тому моменту, когда искупление только еще должно свершиться. Древо Креста, как мы уже видели в предшествующих строфах, отождествляемое здесь с райским деревом жизни, и к нему обращается призыв:

Преклони тугие ветви,

древо преблаженное!

Размягчи оцепененье,

весь твой ствол сковавшее,

и прими Царя вселенной

в жертву принесенного.

Только ты принять достойно

дивное Сокровище,

миру – тонущему судну —

предложить пристанище,

где ворота кровью Агнца

жертвенной помазаны.

При поклонении Кресту также поются так называемые Укоры (Improperia). Это написанная на латыни неизвестным автором (предположительно в X в. на территории нынешней Франции) серия реплик, произносимых как бы от лица Самого Бога, Который укоряет избранный Им народ за жестокую неблагодарность. В основе этого текста лежат несколько изречений из книг ветхозаветных пророков. Вот какими словами начинается это песнопение[12]:

«Народ Мой, что сделал Я тебе? Или чем огорчил тебя? Ответь Мне![13]

За то, что сорок лет Я вел тебя безопасно по пустыне, и питал тебя манной, и ввел тебя в землю, исполненную благ, ты повел на Крест Спасителя твоего…»

Перечисляются наиболее достопамятные благодеяния Бога по отношению к народу Израилеву, и каждому из них противопоставляется то или иное зло, причиненное Иисусу во время Его страданий:

«Что еще Я должен был сделать тебе и не сделал? Я насадил тебя, как наилучший избранный виноград[14], ты же Мне соделал много всего горького: когда Я жаждал, ты напоил Меня уксусом и копьем пронзил ребра Спасителя Твоего…»

В Новое время в разных европейских странах слагались стихотворные парафразы Укоров, которые, будучи положены на довольно простые мелодии, обрели большую популярность и поются не только в Страстную пятницу, но и на других богослужениях, посвященных страстям Христовых. К числу таких парафразов принадлежит и польская песня неизвестных авторов начала XIX в. Ludu, Mój ludu, которую поют и католики России:

Слышишь ли, Мой народ, что тебе Я сделал?

Горем, обидой ли Я тебя прогневал?

Я из Египта вел Свой народ со славой,

Ныне Мое лицо пот покрыл кровавый. […]

Скалы родник воды для тебя открыли,

Уксусом Мне уста на кресте смочили. […]

Был Я тебе броней в дни борьбы суровой,

Ты на главу Мою сплел венок терновый. […]

Ты, искупивший нас драгоценной кровью,

Всех привлеки к Себе светлою любовью.

Дай на земле Тебе послужить сердечно,

Дай в небесах Тебя славить бесконечно.[15]

Между прочим, похожие тексты обнаруживаются и в византийской гимнографии. Вот, к примеру, одна из стихир Вечерни Страстной пятницы

О, как преступное сборище

Царя всего творения осудило на смерть,

не устыдившись благодеяний,

напоминая о которых, Он им в предостережение

  возглашал:

«Народ Мой, что сделал Я вам?

Не наполнил ли Я чудесами Иудею?

Не воскресил ли мертвых одним словом?

Не исцелил ли всякую немощь и болезнь?

Чем же вы воздаете Мне?

Для чего вы не помните Меня,

за исцеления нанеся Мне раны,

за жизнь умерщвляя,

вешая на Древе Благодетеля, как злодея,

Законодателя как преступника,

Царя всего, как осужденного?»

Долготерпеливый Господи, слава Тебе!

Предел кенозиса, умаления Спасителя – Его крестная смерть. Но в богослужении Страстной пятницы совершается также воспоминание Его снятия с Креста и погребения. Именно с памятью о положении тела Иисуса во гроб связано в византийской традиции почитание плащаницы – большого плата с изображением погребения Христа, напоминающего о той плащанице, в которой Он был погребен. В последние века в русском православии утвердился обычай торжественного выноса плащаницы на Вечерне Страстной пятницы на середину храма для благоговейного поклонения.

Описанные обряды Страстной пятницы в западном и восточном богослужении свидетельствуют о том, что службы этого дня становятся подлинными действами, в которые активно вовлечены все их участники. Впрочем, это свойственно всей Страстной неделе – и не только уставным службам, но и практикам народного благочестия, притом у различных народов они приобретают великое многообразие проявлений.

Завершая рассмотрение богослужений этого совершенно исключительного дня, я хотел бы вернуться к парадоксу Креста. События Страстной пятницы видятся верующими уже через событие Воскресения. К примеру, на той же Вечерне мы слышим такие слова:

Прославляю страдания Твои,

воспеваю и Твое погребение,

с воскресением взывая:

«Господи, слава Тебе!»[16]

В римском обряде одно из главных песнопений при поклонении Кресту в Страстную пятницу таково:

Кресту Твоему поклоняемся, Владыка,

и святое воскресение Твое поем и славим:

ибо Крестом пришла радость всему миру.

Но ведь именно этот же текст (почти дословно) в византийском богослужении фигурирует в известном пасхальном песнопении Воскресение Христово видевше: «Се бо прииде Крестом радость всему миру». Поэтому даже в пасхальное время в христианских храмах распятия по-прежнему находятся на самых видных местах. И, быть может,