Люсьена уже раз пятый переплыла бассейн, и только тогда угомонилась. Вода была средней температуры, ни тёплая, ни холодная, всё, как она любит. Поднявшись по лесенке, пошла обследовать помещение дальше. В данный момент её уже интересовал просто туалет. Ага, кажись, вон он. А за второй раздвижной стенкой-ширмой была душевая. Впрочем, и ванная была, почти квадратная. Сделав всё, что планировала, с намотанным на волосах полотенцем подошла к двери, чтобы выйти в спальню, но вдруг услышала какое-то движение и, чуть приоткрыв дверь, прислушалась.

— Она ещё моется? (Лониэлла)

— Да, да, не выходила, давай быстрее! Ты придумала уже, что сделаем? (Мэйнард)

- Может, не будем? Если и она сбежит…

— Не сбежит! По крайней мере, пока Хойвелл Лэнс* её не выпустит.

— Как думаешь, почему он её запер?

— Не знаю, он всегда был себе на уме… но для нас это шанс повеселиться. Давай своего кехлика, сунем ей в кровать под одеяло.

— Не дам, мне его жалко. Вдруг она его выкинет в окно?

— Глупышка, он же летун, хахаха!

— Ну, ладно, на…

Они завозились, повернувшись к ванной спинами, и этим моментом Ена не преминула воспользоваться. Она вышла босиком и на цыпочках, но быстро и, как только оказалась в шаге от них, гавкнула во всё горло:

— Рррргаф!

Они подпрыгнули и, заорав не своими голосами, бросились врассыпную, но целенаправленно на выход.

— Эй вы, снусмумрики! Кнедлика своего заберите! А то я его на ужин себе закажу!

— Кехлик это, — пискнула Лониэлла, а Мэйнард быстренько кого-то забрал из-под покрывала, не показывая ей, и сунул себе под рубашку. Дети выскочили, как ошпаренные, а Ена, полностью удовлетворённая содеянным и довольно хихикая, стала перебирать свои маникюрные штучки для ногтей. Надела чёрные лосины и красную, с золотым драконом на спине, тунику с удлинёнными краями по бокам, обработала ногти, сделав их короче, но аккуратнее, и, сняв оставшийся кое-где лак, накрасила заново. Долго не выбирала, какой лак выбрать. Сразу вытащила кроваво-красный. Она как раз любовалась ногтями, вытянув руки перед собой, когда в дверь деликатно постучали, и она крикнула:

— Входите!

Вошла, по всей видимости, горничная, девушка в беленьком фартучке и какой-то странной шапочке то ли с ушками, то ли рожками. Правда, в кружавчик по краю. А вот свои уши у неё был открыты, ткань в этом месте была вырезана ровным овалом. Платье было длинным, тёмно-коричневым.

— Миледи, — пролепетала она, — вас ожидают в обеденной зале.

“Миледи” важно кивнула:

— Да, иду, я почти готова, спасибо, дорогая.

Девушка выскользнула из комнаты, а Ена не поняла:

— Эй, девушка, а куда идти-то?

Она выскочила следом и увидела девушку у стеночки, с потупленным взором.

— Пойдём, покажешь, где у вас обеденная эта зала, я ж ещё ничего толком не знаю.

Горничная пошла впереди с выпрямленной в струну спиной. Ена зацокала каблуками следом, не забывая смотреть по сторонам. Они спустились на второй этаж и прошли коридорами ещё несколько лестничных площадок вверх-вниз, но мимо. Наконец, девушка привела её к широким, двустворчатым, на вид — дубовым, тяжёлым дверям. Перед ними стояли два молодца, почти одинаковых с лица, по крайней мере, одеждой — чёрными, глухими сюртуками почти до колен, и такими же брюками, в белых перчатках и белым же воротничком. А, да, ещё и лампасы были, тоже белые. Они распахнули перед оставшейся одной Еной обе створки и другой лакей, стоявший за дверями — может, мажордом какой-нибудь, провозгласил:

— Миледи Йена Кир-Илна!

Божечки! Надо же было так извратить её имя! Она вошла и встала, неприлично округлив глаза. А что она ожидала увидеть? Кухню по типу “хрущовки”? Где начало и где конец, она не поняла. Света было столько, что она не сразу и стол-то увидела. Гордо задрав подбородок, прошла к нему и остановилась.

Но обалдевшей была не только она. Видимо, её вид привёл в ступор всех, кто сидел за столом, неприлично длинным. Куда садиться? Повернув голову, увидела слева графа. Одет, как… граф, разумеется. Конечно, не в камзоле со шпагой, но и не менее помпезно. Он вскочил и смотрел на неё, хоть и в своей манере — хмуро, но видно было, что впечатлён, так и сверлил глазюками, какими-то оранжевыми, что ли. Свет от свечей что только не покажет! Она отвернулась от него, фыркнув, и посмотрела, куда можно сесть. Но к ней уже вышагивал сам граф “Бонифаций”, и, взяв под локоток, препроводил к столу. Отодвинул стул, усадил, задвинул и, нагнувшись к уху, сказал негромко:

— Приятного аппетита. Надеюсь, вам всё понравится.

Она кивнула:

— Я тоже надеюсь, — и, наконец, обратила внимание, куда её усадили. Напротив неё сидели дети и напряжённо смотрели ей прямо в глаза, не прикасаясь к еде. Она не поняла сначала, что их так волнует, а потом вспомнила — скорее всего, они боятся, что она на них наябедничает. Хм, чтобы такого придумать… Эх, как она в этот раз пожалела о своей немагичности! Хоть чуточку бы… Но на нет и суда нет, надо кумекать что-то такое без неё.

— Итак, я гувернантка… С ума сойти… Кому сказать — не поверят же… А ваш дядя, — она ткнула в близнецов пальцем, — будет ржать, как конь Пржевальского, однозначно. Жаль, что он не подготовил меня к этой встрече с вами. Я бы уж подготовилась заранее, и очень основательно… — последнее она произнесла со зловещим подтекстом. — Промолчал, гадский дядя… ну, ничего, с ним справилась, и с вами справлюсь, — Клубничкина смотрела на них по очереди, то на девочку, то на мальчика в упор, не мигая.

И они не выдержали. Первым вскочил пацан и, кинув салфетку, бросился вон из столовой, и тут же выползла Лониэлла, быстро присела и засеменила следом. Отец сих деток просто глаза вытаращил — дети без спросу вышли из-за стола!

— Что это? — повернул он голову к Ене. — Опять уже что-то натворили?

— Нууу… Ничего такого, с чем бы я не справилась. Не переживайте.

— Боюсь, что уже начал. Если раньше я переживал за гувернанток и преподавателей, то теперь начинаю бояться за них. У меня вопрос… Вы не едите детей, случайно?

Конечно, вопрос прозвучал более чем иронично, но Ена не стала останавливаться и произнесла зловеще:

— Хаха, смешно! Ага, исключительно на ужин. Приятного аппетита, граф… — чуть не сказала — Бонифаций, и приступила к трапезе. Она не была обучена правилам пользования разными вилочками, ножичками, которые лежали вокруг тарелок, и решила, что одной вилки и одного ножа ей вполне хватит. Но ими она орудовала виртуозно и ела с большим аппетитом, больше не обращая внимания на графа Петруса. Оттопырив мизинчики, она изящно нарезАла на маленькие кусочки вкусное мясо и, наколов вилкой, отправляла в рот, и потом, пережёвывая их, оттопыривала губки. Она не смотрела на папашу, но чувствовала его прожигающий взгляд. Пф! Работая на его брата, и не к таким взглядам привыкла, так что… Увидела кувшин с тонким горлышком и затычкой в виде морды дракона.