пережившие ещё развал СССР и лихие девяностые, держались спокойно — и не так жизнь заворачивала. «Средние», так скажем, особенно имевшие двоих-троих детей подросткового возраста, помощников — тоже неплохо. А вот молоденькие шмакадявки, внезапно оказавшиеся без рабов, но с мелкотой на руках, в жизни палец о палец не ударившие, тряслись в тихой истерике. И только страх порки пока останавливал их от перерастания этой тихой истерики в громкую.

На берегу осталась потерянная толпа степных рабов, сбившихся кучками вокруг редких костров. Здесь тоже был интернационал ещё тот: казахи, киргизы, туркмены, афганцы, уйгуры и прочие азиатские народы. Вспомнилось вдруг: русский с китайцем — братья навек. Здесь, скорее, сёстры — по большей части это были рабыни-служанки, захваченные в набегах на чужие племена или по дешёвке купленные у работорговцев. Я попыталась себе представить: что будет, если дать им вольную и предложить поселиться в одном посёлке с бывшими хозяевами? По ходу дела, будет не очень. К бабке не ходи: подомнут их под себя, будут отправлять на самые грязные и тяжёлые работы. Чёт такой вариант мне не очень нравился. Блин.

Так. Лето же. Общежитие интернатское у нас почти пустое стоит. Значит — что?

— Глирдан!

— Да, госпожа?

— Этим нерусям объясни, что их сопроводят в замок, вместе с остатками имущества. Провожатым скажи: я велела расселить их в интернате пока, отмыть, переодеть. День на обустройство, баню, швейное и прочее. И целители их пусть посмотрят, кто в замке есть. С вечера распределить на простые работы по хозяйству. Петя вернётся — будет конкретнее решать: кого куда. Пока по-русски не заговорят — даже речи о свободе быть не может. Да и потом… сперва смотреть будем.

— Понял!

— Всё езжай.

Муж о чём-то разговаривал с Лелинским старостой, приехавшим вместе с телегами (договорились мы, что выдаст Лелино пока кой-какие продукты и инструменты, чтоб быстрее новичков отоварить) да в придачу со своей полевой кухней — «А то ишь, рыбкинские-то выпендрились! А мы что же — не сможем своего барона накормить, что ли?»

Стада ушли, повозки жён (осчастливленных шанцевым инструментом и семенной картошкой) уехали, цепочка «лишних» телег с остатками имущества, обсиженных измождёнными степными рабынями (и немного рабами-калеками), потянулась на юг по тракту: трое сопровождающих дружинников рассчитывали по светлому вечеру пройти километров пятнадцать-двадцать пути.

А у меня было ещё почти две сотни увечных, которым я обещала вернуть отнятое Степью. Да, в ночь, должно быть, растянемся. Ну и что? Целители мы или нет⁈

ЖУЛДЫЗ

Новая Земля, Жулдыз, 05.03 (июля).0027

Кельда

До трёх часов ночи мы лечили наших. Потом до одиннадцати дрыхли (хорошо, утра сейчас тёплые, самая макушка лета же). Потом целый час барствовали, распивая чаи. Потом мужу, видать, надоела такая песня, и все понеслись. Бо́льшая часть (во главе с нами) двинула в новообразованный посёлок, куда вчера уже ушла половина русских. Поскольку дороги туда особой не было, поехали мы верхами, велев пешим двигаться за нами по мере сил-возможностей. Сбиться с пути им вряд ли удалось бы: со вчера от прошедших телег (и, главное — стад!) осталась такая протоптанная полоса — не промахнёшься!

В Жулдызе вовсю кипела жизнь. Даже, я бы сказала, била ключом, временами перехлёстывая через край.

Деревня встретила нас коллективным женским скандалом.

По порядку.

Добравшись вечером до места, бабы поставили юрты (кто смог). К их чести надо сказать, что большинство справились — или своими силами, или объединились, что тоже им в плюс. Но некоторые ночевали в повозках. Делаем выводы, товарищи.

С утра Балхия подняла всех ни свет, ни заря — и начала озадачивать поручениями. В помощницы она себе взяла четверых хозяйственных бабёнок, сначала всё получилось несколько сумбурно, но по-моему, у них внезапно проснулся энтузиазм от того, что теперь они — сами себе командирши. По крайней мере — внутри своей деревни.

Нежелающим сразу приступить к работе они пригрозили, что кормить просто так никого не будут — и, видимо, пригрозили очень натурально, поскольку даже гламурные чики выползли из своих повозок и получили по лопате под девизом «Велено было вскопать землю под огород!» Копали они… блин… как бы это прилично сказать… Нет, понятно, что женщине целинную дернину копать очень тяжело. Но если рядом было видно, что всё-таки вскопано, хотя бы по три-четыре квадратных метра, то у юных прелестниц земля вроде как почесалась…

После первых же пятнадцати минут девочки устали и хотели всё бросить, но Балхия снова пригрозила им суровой расправой (опять-таки кушать не давать и в придачу пожаловаться мне). Они ковыряли землю ещё часа два и, наконец, так устали, что «начали умирать». Старшие принялись их увещевать, потом ругаться, младшие кричали и плакали. Там был весь классический набор: и «это хуже, чем тюрьма», и «я уже все ногти тут испортила», и «сами-то ничего не делаете, только командуете», и даже «я нажалуюсь барону за издевательство!» — вот в этом месте мы и пришли.

Мы с Вовой смотрели на эту порнографию, и вид у Владимира Олеговича был совершенно кислый. Мне очень хотелось заржать, но перед нормальными женщинами было неудобно.

— А вы мужиков не пробовали попросить? — спросил он наконец, — По-хорошему? Договориться? У вас под боком стоит двести здоровых мужиков. Предложите им, например, обед сварить, постирать, ещё что-то…

Внезапно раздался тоненький, капризненький и кокетливенький (именно так!) голосок:

— Ой, да разве здесь найдёшь нормальных мужиков! — а, оказывается, она по-русски разговаривать умеет!

Алиша решила, что видимо — вот он, её шанс сильно выступить! — и провозгласила столь мощный тезис, после чего начала смотреть на барона «искоса, низко голову наклоня», ожидая ответной реакции.

Вид у барона из кислого стал злым. Вот сейчас я бы быстро спряталась под ближайшую кочку, будь у меня такая возможность. Но не все же с ним давно и плотно знакомы, правда?

— А ну, иди сюда! — голос у Вовы был угрюмый, но Алишу это нисколько не смутило.

Может, в Степи это часть ритуала ухаживания? Типа: тащите женщину в юрту не за ногу, а за волосы, иначе они забиваются песком?.. фубля… Она пошла, томно покачивая узкими бёдрами… Барон наклонился в седле и сжал в кулаке её чёрные, длинные как верёвки косы, дёрнул вверх… Рот Алиши раскрылся широко, прямо на пол-лица, но крика почему-то не было. Ушла в ультразвук?

Честно, я боялась лезть к нему под руку, но тупую девку было жалко…

— Вовка, скальп же снимешь!

Он глянул на меня так, что больше говорить ничего не захотелось, вытащил нож и обрезал ей косы под корень, до залысин. Любимая жена Борай-хана упала под ноги коню и начала заходиться всё в таком же безмолвном крике, цепляясь за голову, сжимая ручонками клочки оставшихся волос.

— Я ПРЕДУПРЕЖДАЛ! У меня есть ЛЮБИМАЯ, ЕДИНСТВЕННАЯ ЖЕНА. Макс! Эту дуру — на диабазовую каменоломню, там давно жалуются, что одной шлюхе двадцать зэков тяжело обслуживать. Детей… — это уже мне, — распределить по другим матерям. Сама решишь.

— Хорошо, — пискнула я. А что тут ещё скажешь?

Максим кивнул своим парням, и двое дружинников увели продолжающую беззвучно разевать рот Алишу.

Народ… э-э-э… безмолвствовал, чё.

Ой, не знаю, даже как всё это…

Короче, Вова провёл борай-хановым жёнам ещё одну политинформацию. Краткую, но ёмкую. И на Глирдана зыркнул так, что тот переводил, как пулемёт.

Что на*уй ему не нужны нахлебники, и новая деревня должна стараться и сама себя обеспечивать. Три восклицательных знака.

Что «не знаете как — спросите у кельды». Ещё три.

Что каждая тупая п*зда, которая руками не может работать, будет впахивать шлюхой и «начнёте со своих же бывших рабов». Здесь восклицательные знаки по-моему ушли в бесконечность…

И с выражением крайней свирепости уехал к мужикам. А меня с телохранами оставил разбираться с этим шалманом.

Я дождалась, пока он скроется из виду, и спрыгнула с коня.

— Ой-вей, девки! За какие такие грехи вы свалились на мою голову, а?

Балхия озабоченно смотрела барону вслед:

— Госпожа Ольга, а ваш муж знает, что в степи всех непокорных рабов, — она помялась, —…оскопляют?

— Со вчерашнего дня знает.

— А как же?..

— Я их полечила. Точнее — исцелила.

Старшие женщины обступили меня взволнованным кружком. Со всех сторон слышались вопросы:

— Как⁈… Разве возможно такое⁈… — и, наконец, заинтересованное, — Так они теперь настоящие мужчины? — кто-то захихикал, — А что? Господин барон