У Джиллиан возникло тревожное ощущение, что он в точности знал, что было сейчас у нее на уме. Она прикусила губу.

– Она пришла в негодность, и я сожгла ее – все, кроме исподнего. – Она указала в сторону очага. – Вот, я положила его туда просушить.

– Тогда не была бы ты так добра передать его мне?

С пылающим лицом Джиллиан исполнила его просьбу, по у нее не хватило смелости предложить ему помощь. Пока он с трудом натягивал на себя штаны, она, повернувшись к нему спиной, пересекла комнату и занялась приготовлением пищи.

Скоро Джиллиан пододвинула к его постели табурет. Одеться стоило ему огромных усилий, все тело покрылось потом. В одной руке девушка держала миску с жидкой овсяной кашей, а в другой – ложку, явно намереваясь его кормить. Гарет угрюмо и нетерпеливо протянул дрожащую руку к ложке. Однако слабость сделала его неловким, и каша, не попав в рот, выплеснулась прямо на его обнаженную грудь. Он выругался и выронил ложку.

– Что ж, – произнесла Джиллиан сухо, – я вижу, что ты привык к изысканным выражениям.

Взяв чистый кусок ткани, она вытерла им пролившуюся кашу, задев при этом спутанные жесткие волосы у него на груди. Слегка покраснев, девушка убрала руки и снова потянулась за ложкой.

– Открой рот, – приказала она, держа перед ним ложку.

На мгновение губы его упрямо сжались, словно он собирался отказаться. Наконец он повиновался и позволил ей покормить себя, не скрывая, однако, недовольства. На лбу его проступила знакомая хмурая складка, придавая ему столь же угрожающий вид, какой у него был перед тем, как он пришел в себя.

Едва она закончила, голова его откинулась назад на подушку и он закрыл глаза. Какое-то время Джиллиан не шевелилась, взгляд ее скользил задумчиво по его лицу. Кто же он? – спрашивала она себя. Человек благовоспитанный или неотесанный грубиян? Она присмотрелась к нему внимательнее. Черные брови вразлет, немного суровая линия рта, нижняя губа чуть полнее верхней. Пожалуй, он не чужд высокомерия. Без сомнения, человек сильных страстей. Достаточно крепок физически, иначе ему никогда бы не удалось пережить кораблекрушение. И конечно, очень горд: не желал, чтобы его кормили. Но в конце концов ему все же пришлось уступить, и уже сама по себе эта уступка свидетельствовала о такой твердости и силе духа, какой она могла только восхищаться.

Почти весь остаток дня Гарет спал. Несколько раз Джиллиан в тревоге склонялась над ним, однако дыхание его было глубоким и ровным, лоб холодным, а цвет лица нормальным.

Вечерние тени уже ложились па крышу небольшого домика, когда Джиллиан обернулась к раненому и вздрогнула, обнаружив, что он не спал. Глаза его были широко открыты и прикованы к ней. Тогда девушка наскоро приготовила ему еще одну миску каши. На сей раз никаких протестов с его стороны не последовало, хотя он, едва кончив есть, скорчил гримасу.

– Неужели у тебя пет ничего получше, чем эта размазня?

– Ты голоден?

Губы его изогнулись в слабом подобии улыбки.

– Как волк.

Джиллиан тут же повиновалась. Без сомнения, то, что к нему вернулся аппетит, было хорошим признаком, заключила она про себя не без удовлетворения. Гарет доел похлебку с хлебом, оставшуюся после ее последней трапезы. Прежде чем угас последний луч света, она перевязала его раны. Лишь однажды он испустил судорожный вздох, когда она промыла чистой водой длинный глубокий порез у него на боку. Джиллиан с облегчением заметила, что неровные края раны начали понемногу зарубцовываться, а кожа из красной сделалась бледно-розовой. Она старалась управиться как можно скорее, чувствуя, что для него это все еще являлось тяжелым испытанием. Губы Гарета были плотно сжаты, а тело напряжено, словно натянутая тетива лука. Один раз он даже невольно дернулся, когда она стала наносить мазь на рану. Лишь когда она завершила перевязку, у него вырвался вздох облегчения. Тогда она убрала бинты в шкаф и вылила остаток воды за дверь.

Наступила ночь. Скромный домик был освещен лишь золотистым пламенем очага. Гарет слегка наклонил голову в ее сторону.

– У тебя усталый вид, – заметил он.

– Да, – призналась она. – В последнее время я слишком мало спала.

– Тогда поспи сейчас. Джиллиан прикусила губу.

– Здесь только одна кровать, – произнесла она чуть дыша.

Густые брови вопросительно приподнялись.

– И?

– И она занята тобой.

– Прости меня, если я ошибаюсь, по разве ты не проснулась сегодня утром в этой самой кровати? Рядом со мной?

Джиллиан покраснела, от смущения не зная, что ответить.

– Да, по я не предполагала, что ты придешь в себя.

– И где же в таком случае ты собираешься спать, если не на кровати?

– Я лягу… на полу. Да, на полу.

– На полу? Ты не можешь там спать! – В голосе Гарета проступили властные потки. – Он сырой. Если ты заболеешь, кто будет за мной ухаживать?

Джиллиан то открывала рот, то снова его закрывала. Она уже не раз задавалась вопросом, с кем свела ее судьба, и лишь теперь ей стало ясно: он был человеком, привыкшим думать лишь о себе и никогда о других!

– Похоже, ты привык отдавать приказы, зная, что все кругом тебе повинуются. – Джиллиан даже не пыталась скрыть возмущения.

– Может, ты и права. Но по-моему, скорее мне следует остерегаться тебя, чем наоборот.

– Остерегаться меня? У тебя нет на то никаких причин!

– А мне кажется, что причин более чем достаточно. Ты сняла с меня одежду. Ты забралась в эту постель и лежала на мне. Насколько я помню, ты прикасалась ко мне, как тебе было угодно – даже обмыла мое тело, – а я тем временем лежал обнаженный, неподвижный и беспомощный под твоими руками.

Джиллиан ахнула и отвела глаза.

– А я думала, ты совсем ничего не помнишь.

Гарет едва не застонал. Как он мог об этом забыть? Пусть даже он и потерял память, по не лишился способности чувствовать. Нет, такие вещи мужчине трудно забыть, особенно если речь шла о такой прелестной женщине, как эта. Судя по скудной обстановке, его добровольная сиделка была бедна. Жесткая постель сплетена из ивняка, подушка набита соломой. Вместе с тем ему сразу бросилось в глаза несоответствие между ее окружением и ее одеждой. Ее платье, хотя и простое, явно не принадлежало нищей. Изящно скроено и сшито из материи хотя и не роскошной, но все же достаточно дорогой. Да и черты лица ее отличались топкостью и благородством.

Видно, он и впрямь был нс в своем уме, раз мог принять ее за продажную девку. Может, она была побочной дочерью какого-нибудь знатного лорда?

– Мне знакомо ощущение женского тела, – заявил он беззастенчиво. – Я знал о том, что какая-то женщина прикасалась ко мне, но я даже понятия не имел о том, что этой женщиной была ты, пока не пришел в сознание.