— Юра, возьми содержимое желудка. Надеюсь, можно установить, чья это кровь — свиная или человеческая. По крайней мере, сто лет назад это делали…

— Сделаем, — Юра так разволновался, что оставил без внимания мой сарказм. — И даже группу тебе установят. И половую принадлежность, кровь достаточно свежая.

— А скоро?

— Имей совесть, — укоризненно сказал Юра. — И вскрой тебе без очереди, и кровь прокрути. Ты не одна в Питере, другие следователи тоже к нам имеют вопросы.

— А тебе самому не интересно? — провокационно спросила я, и Щеглов не устоял.

— Ну ладно, ладно. Ну, получишь ты завтра заключение, что кровь свиная, — легче станет?

— Без сомнения. А что по личности?

— Ну, ты же сама видишь. Особых примет нет.

— Юра! — я потрясла его за плечо. — А его рожу ты не считаешь особой приметой?

Юра меланхолически оглядел жуткую физиономию покойника.

— Ну и что? — вопросил он. — Ну, страшный.

— Ты же сам говорил, что у него какое-то кожное заболевание. Надо запросить кожные диспансеры, всех практикующих дерматологов, проконсультироваться, что это за заболевание — реакция кожи на свет….

— Понятно. Уже загорелась. У тебя других дел нету?

Пока Юра меня воспитывал, лаборантка и фотограф одобрительно кивали головами. Я разозлилась.

— А что ты мне предлагаешь? Похоронить и забыть?

— Да ты сама посуди: сколько ты сил угрохаешь на этих дерматологов и все без толку.

— Почему же без толку?

— Потому что тебе это ничего не даст. Ты как собираешься — сама их обходить? Запросы рассылать? Помощников использовать? Тебе армия понадобится.

— Ну хорошо, а что мне делать?

— Ладно, если ты хочешь, — Юра сделал драматическую паузу, чтобы я прочувствовала, как я ему обязана, — можно вызвать дерматолога. Проконсультироваться.

Я прочувствовала, а потом язвительно спросила:

— И это все, что ты можешь мне предложить?

— А что ещё? — Юра поднял брови домиком. — Кто тут следователь?

Я сменила тактику и попыталась подлизаться. А что мне еще оставалось, когда мой персональный доктор Ватсон ловит кайф на курсах повышения квалификации за пределами родного города, и долго еще будет ловить.

— Юрочка, — я взяла его под руку и прижалась к плечу, — ты же такой опытный доктор… И умный к тому же… Посоветуй мне что-нибудь; у меня полный тупик.

Юра через мою голову кинул взгляд на тело, задержавшись на кистях рук.

— Ну, я подумаю. Кстати, сомневаюсь, что ты получишь качественные отпечатки рук. Уж больно у него кожные покровы поражены.

— Вот именно, — поддакнула я, — на пальцы рассчитывать не приходится. Если это страшилище показать по телевизору, наш питерский канал лишат лицензии. Значит, что?..

— Что? — эхом откликнулся Юра.

— Одна надежда на великую науку — судебную медицину.

Видимо, я вложила столько страсти в эту фразу, что Юра почти замурлыкал.

— Машка, только ради тебя. Приезжай завтра утром, соберем консилиум.

— А сегодня? — пробормотала я, но Юра повел меня куда-то. Я послушно пошла за ним до угла секционной, где на стене над раковиной висело маленькое небьющееся зеркальце. Он подвел меня к зеркалу и легонько встряхнул за плечи, повернув мою голову к отражению.

— Что? — уточнила я, осознав, что у меня заплетается язык.

— Посмотри на себя, Машенька, — голос Юры доносился как сквозь вату; интересно, почему это, подумала я. — Посмотри, если у тебя еще глазки открываются. Ты же спишь на ходу; сколько ты уже на ногах?

В общем, меня чуть было не погрузили в машину и не повезли домой. Я поддалась бы на провокацию, если бы не стала складывать по порядку листы протокола дополнительного осмотра трупа, и не обнаружила, что подписей понятых в протоколе до сих пор нет. Соответственно, я сразу вспомнила (очень своевременно), что пропал криминалист, посланный за “санитаром”.

И тут мне стало так нехорошо на душе, что весь сон как рукой сняло. Пока я была уверена, что мы имеем дело с настоящим работником морга, длительное отсутствие криминалиста легко списывалось на его природную нерасторопность, на алкогольное опьянение, на внезапно заболевший желудок, наконец. Но теперь, когда я знала, что по моргу бродит психически больная личность, к тому же надувшаяся коньяку, и что пропавший криминалист был откомандирован как раз к этой личности на свидание, у меня похолодел позвоночник.

Отвергнув ожидающую меня для доставки домой машину, я бросилась к Юре на грудь, умоляя помочь найти криминалиста и ссылаясь на то, что без него я никуда не поеду. Сердобольный Юра отрядил на поиски настоящего санитара — Валеру, который добросовестно прочесал все потаенные закоулки морга, но пропавшего криминалиста не обнаружил.

Щеглов еще некоторое время пытался убедить меня в том, что криминалист — взрослый дяденька, и вполне мог без спроса отбыть домой или на работу. Я душно настояла, чтобы позвонили и туда, и туда, и убедилась, что потеряшки нет ни дома, ни на работе. Прихватив с собой Георгия Георгиевича, покорного судьбе, я таскалась по коридорам морга, заглядывая в каждую секционную, посмотрела даже в холодильнике, под скептической ухмылкой санитара Валеры, но злосчастный криминалист как в воду канул.

И вот как раз в тот момент, когда мне надоело мотаться взад-вперед, то и дело натыкаясь на каталки с новопреставившимися, осевшими, как в чистилище, между внешним миром и секционными, я поскользнулась на кафельном полу и налетела на одну из стоящих вдоль стены каталок. Если бы меня не придержал за руку Георгий Георгиевич, я плюхнулась бы на покойника плашмя, но благодаря дружеской поддержке эксперта всего лишь врезалась в ноги трупа и испачкала свою одежду. Чертыхнувшись сквозь зубы, я понеслась в кабинет к заведующему отмывать черный мазок с пиджака, и терла его губкой до тех пор, пока Юра, заглянув мне через плечо, не заявил авторитетно, что пиджак я могу отправить нуждающимся детям Африки, поскольку мазут никогда с него не отмоется.

— Мазут? — ужаснулась я, и теперь уже вместе с Юрой побежала к каталке, на которой лежал труп в обуви, запачканной мазутом.

Запыхавшись, я затормозила в паре метров от каталки, поскольку глаз мой зацепился за чуждый в этом контексте предмет, свисавший с металлической ручки. Вообще-то сюда стараются не привозить усопших вместе с принадлежавшими им ценными вещами, поскольку ценные вещи имеют обыкновение пропадать, а родственники усопших имеют обыкновение их требовать с работников морга. Поэтому все, что возможно, оставляют родным, следователям, на худой конец, бросают на месте происшествия. А дорогой японский фотоаппарат, висящий на ручке каталки, я уже видела — в руках у пропавшего криминалиста. И ботинки на ногах у этого тела были испачканы мазутом, и я даже знала, где они испачкались…