Весь день седьмого апреля доктор Роде провел в подземном бункере. Основной его задачей было указывать, куда и как размещать ящики с музейными коллекциями. Сначала ему было даже интересно командовать здоровенными эсэсовцами, которые подчинялись ему беспрекословно. Но по мере того, как количество спускаемых грузов все возрастало, он все чаще присаживался отдохнуть, а ближе к ночи и вовсе еле таскал ноги. Мотавшийся весь день снизу вверх и обратно, Вист около десяти ночи вспомнил об оставленном в бункере директоре.

«Как он там, наш искусствоведишка? – ехидно подумал он, – наверное, лежит уже на койке в полной прострации. Несомненно, мои ребята загоняли его до смерти. Надо будет пойти взглянуть на него, а то не дай Бог помрет от перегрузки, мы ведь тогда целых десять лет будем разбираться, где какая картина лежит и куда привешивается та или иная янтарная цацка».

Приняв это решение, Вист подбодрил напоследок команду верхнего лифта и, призвав их не прекращать работу до отгрузки последнего ящика, с очередным грузом спустился на подземный горизонт «А». Дойдя до второго лифта, он решил прокатиться и на нем. Дождавшись, когда солдаты наполнят его платформу очередной порцией художественных ценностей, он запрыгнул на ящики, и лифт, пощелкивая цепями, начал свое движение. Дождавшись, пока платформа остановится на последнем этаже, он спрыгнул на пол и с удивлением увидел, что д-р Роде хотя и пожух, но все еще на ногах, а вот его подручные от усталости едва ли не падают.

«Пора всем отдохнуть, – подумал он, – а то ведь моим людям явно придется работать до трех, а то и до четырех утра».

Вот так и получилось, что первую секунду нового дня восьмого апреля Вист встречал, сидя с доктором Роде за одним столом и попивая с ним кофе из одной кофеварки. После краткого полуночного ланча вся подземная команда продолжила прием и размещение постоянно опускающихся к ним на лифте драгоценных грузов. Работа по спуску и размещению в хранилище более полутора тысяч ящиков и металлических контейнеров была в основном завершена к половине пятого утра восьмого апреля. Последнюю порцию примерно из трех десятков ящиков с архивом местного гестапо, если судить по сопроводительным документам, солдаты даже не стали снимать с площадки лифта, решив, что с ними и там ничего не сделается. Вымотавшиеся за последние трое суток обитатели подземной казармы, поняв, что эта безумная гонка наконец-то окончилась, не дожидаясь каких-либо дополнительных указаний, раздеваясь на ходу и бросая свое обмундирование куда попало, расползлись по койкам. Вист же, озабоченный длительным отсутствием приказов из центра, по линии внутренней телефонной связи связался с «центральным вокзалом». Трубку взял Гюнтер.

– Ну как там у вас наверху? – поинтересовался уполномоченный ГУИБ, – «Иваны» сильно жмут?

– Сейчас ведь еще ночь, оберштурмбаннфюрер, и русские спят, но мне кажется, что отдыхают только пехотинцы. Обстрелы и бомбардировки не прекращаются ни на минуту, и здесь наверху просто ад кромешный, – отозвался тот. – Прямо и не знаю, как буду выгонять отсюда охранное подразделение и команду первого лифта. Здесь все ходуном ходит от непрерывных взрывов.

– А ты с ними не миндальничай, – посоветовал Вист, – скажи их вахмистру, что подземелье заминировано и времени до взрыва осталось совсем немного. Я почти уверен, что их тебе после этого и выгонять не придется, сами исчезнут как вампиры при свете солнца. Да, кстати, проверь, подняли ли они лифт в верхнее положение, если нет, то пусть срочно поднимают, иначе тебе к нам никак не спуститься.

Было слышно, как лейтенант Шлих со стуком положил трубку на крышку телефонной коробки, но через минуту взял ее снова.

– Площадка поднимается, господин оберштурмбаннфюрер. Вы как всегда оказались правы, они и в самом деле забыли ее поднять.

– Хорошо, что вспомнил. А теперь, Гюнтер, слушай меня очень внимательно. Как только все уйдут, загоняй нашу штабную машину в «центральный вокзал» и тщательнейшим образом, на все запоры, закрывай въездные ворота.

– Понял!

– Ты меня не перебивай, лучше слушай. Поставишь затем нашу машину передними колесами рядом с площадкой лифта и залезай под ее кузов. Там, у левого бензобака, увидишь ящик с цифровым замком. Наберешь ручками с лимбами код 3335, да не перепутай смотри. В этом ящике лежит катушка парашютной веревки. Ты ее осторожно размотаешь и привяжешь к нижнему засову въездных ворот. Только, ради всего святого, действуй очень осторожно и не дерни ее ненароком, иначе, мой дорогой камрад, мы встретимся с тобой уже на небесах. После этого запускай лифт на спуск, после чего прыгайте вместе с радистом на его площадку. Когда он остановится, двигайтесь по рельсам налево, туда, где на рельсах установлена «стрелка». Отсчитаешь примерно сто шестьдесят шагов и по правую руку увидишь в стене нишу. В ней будут две двери: большая с круглым маховиком в центре и маленькая под номером 32. Сначала зайди в большую, слева на стене увидишь блестящий штурвал с красной меткой на ободе, установи его в положение ЕХ и выходи, закрыв эту дверь до щелчка. Потом заходи в маленькую дверцу и проделай с точно таким же штурвалом точно такую же операцию. Затем спустись по открывшемуся трапу на три пролета вниз и иди по коридору с литерой В-12 до поворота направо. За поворотом найдешь четыре двери. Стучи гаечным ключом по двери с литерой 3 – тебя встретят.

– Все понял, – услышал он в ответ, – когда начинать?

– Приказ последует или от меня лично, либо, что вероятнее всего, по радио. С этой минуты пусть радист постоянно прослушивает известную ему частоту. В эфире должен прозвучать сигнал «Морской змей», вот он-то и будет тебе приказом. Как получите этот сигнал, тут же звоните мне сюда, вниз, а если телефонная связь случайно прервется, действуй по моей инструкции.

– Слушаюсь, господин оберштурмбаннфюрер, – отчеканил лейтенант и повесил трубку.

Вист тоже отключил телефон и, вынув сигарету, собрался закурить, но, вспомнив, что сам запретил курение где бы то ни было, кроме кессонной камеры, положил сигарету обратно в пачку, так как сил тащиться туда уже не было.

«Кажется, на сегодня все, – подумал он, – благодарение Богу, практически все успели спрятать, рейхслейтер должен быть мной доволен». Он поднялся и, пошатываясь от усталости, двинулся к своей койке в дальнем конце казармы. Плюхнулся на нее и еле успел стащить запыленные и ободранные сапоги и привалиться к подушке своей койки, как мгновенно уснул. Но обморочный его сон продолжался недолго. Внезапно он почувствовал, что его трясут за плечо.

– Какого черта! – зарычал сквозь сон Вист. – Дайте же мне поспать, наконец!

Но тряска не прекращалась. Наконец ему удалось разлепить веки и вырваться из сонной одури. Перед ним стоял дневальный.

– Господин оберштурмбаннфюрер, – отступил тот на шаг назад, – Вас к телефону!

Капитан, капитан, – надрывался сквозь треск в наушниках шлемофона знакомый голос начальника штаба, – быстрее отходите к Бранденбургштрассе, надо срочно поддержать огнем вторую роту!