— Разве это так важно? — удивилась Ника. — Мне всегда казалось, что главное — это заниматься тем, что тебе близко, понятно и интересно и где ты можешь пользу приносить. Ну, во всяком случае, именно так я думала о врачах.

— Вот вы, Ника, суть улавливаете. Мне с детства хотелось стать врачом, я к этому стремился, я добился своего. Мне комфортно на работе — да, денег больших не платят, но я же еще консультирую в платной клинике, на жизнь хватает. Но наука и все, что с ней связано, мне никогда не была интересна, — Дмитрий вынул пачку сигарет и вопросительно глянул на Нику: — Можно?

— Конечно. Я тоже курю, если вас это не смутит.

— Не смутит. Угощайтесь, — он протянул ей пачку, и Ника взяла сигарету.

Вдруг в какую-то секунду ей показалось, что она чувствует на себе посторонний тяжелый взгляд, и от этого по коже пробежали мурашки. Стахова нервно завертела головой во все стороны, выронив сигарету.

— Вероника, с вами все в порядке? — обеспокоенно спросил Дмитрий, внимательно наблюдая за ее маневрами.

«Нет, со мной не в порядке. Ничего не в порядке. Я не понимаю, что происходит, но чувствую — что-то не так. Рядом есть кто-то, от кого мне стоит держаться подальше, а я не могу даже представить, кто именно», — ей хотелось закричать, спрятаться в его объятиях — что угодно, но только никогда больше не чувствовать этого пронзающего чужого взгляда. Ей давно не было так страшно, как сейчас, в эту минуту, в мягко подкрадывающейся темноте.

И Дмитрий почувствовал это ее состояние, притянул к себе, обнял и прошептал:

— Ты не бойся ничего, ладно? Пока я рядом, никому не позволю причинить тебе вред. Ты только верь мне.

И Ника, подчиняясь, ответила:

— Да…

Он согревал дыханием ее ледяные руки, набросил на плечи свою ветровку и не выпустил из объятий до тех пор, пока кабинка не поравнялась с деревянным настилом. Они вышли, и Ника снова нервно оглянулась. Вокруг не было никого, кто мог бы привлечь ее внимание, — ни единого знакомого или мало-мальски подозрительного лица.

— Ничего, что я на «ты» перешел? — спросил Дмитрий, крепко держа руку Ники в своей.

— Нет, даже хорошо.

— Ты кого-то боишься?

— Я… я даже не знаю, что сказать. Мне казалось, что все закончилось — все, кто мог желать мне зла, либо мертвы, либо в тюрьме. Но сейчас… господи, какое же это противное ощущение… — Она едва сдерживалась, чтобы не заплакать.

Дмитрий огляделся по сторонам, но в яркой толпе, окружавшей их, разумеется, ничего подозрительного не увидел. Вечер выдался теплый, и многие предпочли после рабочего дня не отправляться сразу по домам, а погулять, посидеть в открывшихся уличных кафе, просто на лавочках в скверах. Вокруг бегали дети, многие — на роликах, попадались велосипедисты и любители скейтборда — словом, Москва переместилась из офисов в зоны отдыха.

— Вероника, может, посидим где-нибудь на воздухе? — предложил Рощин, углядев свободную лавочку. — Ты не устала?

Ника неопределенно повела плечами:

— Давай посидим, меня что-то ноги не держат, перенервничала.

Они сели, Дмитрий поправил сползшую с Никиных плеч ветровку и спросил:

— Теперь моя очередь задавать неудобные вопросы? Можно?

— Задавай.

— Вот ты спросила, женат ли я. Я могу узнать то же о тебе?

— В смысле — замужем ли я? Помнится, ты обиделся на этот вопрос и решил, что я считаю тебя бабником. Следуя твоей логике — я тогда кто? — Стахова прикусила губу и наблюдала за тем, как меняется выражение лица Рощина. Тот смутился:

— Извини. Действительно, глупо вышло. Можешь не отвечать.

— Вышло глупо, но я отвечу. Нет, я не замужем, более того — никогда не была. Но у меня в Праге остался сын.

— Как так?

— Ну, чтобы родить сына, вовсе не обязательно быть замужем, правда? Так получилось, что мы с его отцом пожениться не успели, он погиб, — вздохнула Ника. — Но зато у меня теперь есть Максимка.

В этот момент ей пришло в голову, что подобное признание может отпугнуть Рощина — мало кто из мужчин обрадуется наличию ребенка, такие бывают, конечно, но довольно редко. Ника не успела понять, каков именно Дмитрий.

— И с кем же остался твой Максимка? — спросил он, и Ника отметила, что Рощин назвал мальчика по имени, а не «ребенок» или «сын».

— С моими друзьями. Там живет моя близкая подруга, у них нет своих детей, и они всегда помогают мне с сыном. Ну, и дедушка Максима там живет.

— Твой отец?

— Нет, мой отец живет в Москве, удачно женат и растит двоих детей — приемную дочь и собственного сына. И они ему куда ближе, чем я.

— Послушай, а ведь у меня примерно то же, — вдруг улыбнулся Рощин. — Отец ушел из семьи, когда мне было четырнадцать, женился на женщине с ребенком и теперь считает сыном не меня, а Антона. Но мне исправно звонит раз в неделю — узнает, как дела.

— А мой, кажется, даже не знает, что я уехала и что вернулась.

Они рассмеялись. Рощин снова взял Никину руку, осторожно пощупал травмированное запястье:

— Больно?

— Почти нет. Обидно, что левая рука, работать могу очень ограниченно — я же левша, а писанины хватает, — пожаловалась Ника.

— Я тебе гимнастику покажу, будешь делать — станет легче. Ты не замерзла?

— Я бы чаю выпила горячего, — призналась Ника, поежившись — на Москву опустился вечер, стало прохладнее, и даже ветровка Рощина уже не спасала.

— О, так что же мы сидим? Пойдем скорее в кафе.

Дмитрий поднялся и подал Нике руку, помогая встать. Они пошли по аллее к выходу с территории ВДНХ, и Стаховой вновь показалось, что в спину ей упирается тяжелый чужой взгляд.

— Алло, это я. Гулял сейчас по ВДНХ с твоей журналисткой.

— Ну?

— Что — ну? Свидание у нее.

— С кем?

— А шут его знает — мужик какой-то. Похоже, что это первое свидание, ха-ха-ха.

— Что смешного?

— Ну как? Она не юная дева уже, а всю дорогу краснела и глазки в пол опускала. Говорят, у нее с Гавриленко был роман? Не знаешь, правда или нет?

— Не знаю. И тебе в это углубляться не советую. У тебя вполне четкие указания — следить, чтобы она в дела «Нортона» не совалась и с людьми оттуда не контактировала. Это все.

— Я понял.

Гордыня рано или поздно приведет к поражению.

Японская пословица

— Слушай, мать, а что это тобой наш куратор заинтересовался?