«Не надо было грибочки медовухой запивать», — уже теряя сознание, услышал он чей-то голос.

Вот так все и случилось. А теперь вот очнулся Герман в чужом доме и с грубой шерстью на руках. Интересно, может быть, это ему только снится?

Герман прислушался. Голос все еще монотонно бубнил, наставляя раба Божьего на путь истинный.

— …и вернутся к нам деяния наши, и пожнем мы то, что посеем…

«Вернутся, — мысленно согласился Герман. — Марфе все ее деяния вернутся. Будет знать, как мужа не уважать».

— …и потому надлежит рабу божьему Герману исправить то, что может быть исправлено, и сделать то, что должно быть совершено…

«Зря я вчера Марфу в омуте не утопил. Не было бы сегодня со мной такой неприятности».

— …и продолжить начатое, ибо не ведаем, что творим…

«Скорей бы уже отпускал», — тоскливо подумал Герман.

— …и возвратится раб божий Герман на землю в виде духа нечистого, духа домашнего, и задача будет ему дана наладить мир и гармонию в семье. Да свершится сие во искупление! — загремел напоследок голос, и вдруг все стихло.

Герман с облегчением вздохнул и, чувствуя, как тело становится невесомым, закрыл глаза.

А его уносило ввысь как пушинку, подхваченную ветром. Оттуда он видел все — свои ошибки, свои победы. Лента жизни быстро промелькнула перед ним, и он очутился в абсолютной тишине. Звуки, запахи исчезли, была только бескрайняя пустота.

Потом Германа швырнуло в скопление звезд, оттуда выбросило в черную воронку. Там завертело, закрутило с такой силой, что он зарычал от боли, но не услышал своего голоса.

Это продолжалось ужасно долго. Он чувствовал себя то огромным, вмещающим всю Вселенную, то крошечным, сжавшимся в точку и грозящим вот-вот исчезнуть.

Теперь Герман точно знал: есть вещи пострашнее, чем смерть. Это раствориться, исчезнуть без остатка, разлететься по Вселенной звездной пылью. Нет, даже не пылью — превратиться в ничто, в пустоту. И знать, что никто и никогда больше не вспомнит о тебе.

Это было так страшно и так несправедливо, что Герман принялся неистово повторять:

— Господи, Боже, принимаю волю Твою! И да свершится суд Твой и на земле и на небе…

Он путал слова и фразы, боясь замолчать хотя бы на минуту. Ему казалось, что тогда он сразу исчезнет, и только молитва удерживает его на грани бытия.

Так молился он до изнеможения, пока не понял, что вокруг что-то изменилось. Вращение замедлилось, и тьма вокруг перестала быть враждебной. Она окрасилась в мягкие розовые тона, и его вдруг выкинуло в ослепительную белизну.

Снова была та же самая комната с ходиками без гирь и картиной с растекшимися часами. Из стены прорезались неясные тени и материализовались в двух невысоких человечков.

— Ты пошто ему память-то не до конца стер? — ворчливо поинтересовался один.

— Дык шут его знает, — хитро блеснул глазами второй. — Прикидывался беспамятным совсем. Зачем обманул, бес его знает?!

«И ничего я не прикидывался!» — хотел обиженно выкрикнуть Герман, но только невнятно промычал.

— Иж ты, не ндравится ему, — покачал головой первый. — Ты, милок, потерпи. Чай не я, а ты сам себе наказание, тьфу ты, работу над ошибками выбирал.

Второй затрясся, поскрипывая, что, видимо, изображало смех.

«Какую работу? Над какими ошибками? Когда выбирал?» — хотел спросить Герман, но не успел.

Человечки растянули перед его глазами легкую дымчатую ткань, и все исчезло.

Мать Елены Крайневой, Галина Аркадьевна, приехала после телефонного звонка очень быстро. Она даже опередила «скорую помощь» минут на пять и, неумело пытаясь помочь дочери, причитала, и стонала. Когда наконец приехали врачи и засуетились вокруг Елены, Есия отвела Галину Аркадьевну в сторону.

— Мне нужно задать вам несколько вопросов. Позволите?

— Да, конечно, — подавленно откликнулась женщина.

— Я расследую дело о гибели Олега Крайнева, мужа Елены. Сегодня приехала сюда поговорить с Леной и застала ее без сознания. У вас есть предположения, кто мог это сделать?

— Нет, абсолютно.

— Тогда посмотрите, пожалуйста, не пропало ли в квартире чего-то ценного?

Женщина рассеянно оглянулась по сторонам и покачала головой:

— Нет, ничего не вижу. Хотя… Знаете, вот здесь у Лены статуэтка стояла. Имитация голливудского «Оскара». Леночка раньше мечтала актрисой стать, но только чтоб обязательно очень известной. Ну, вы знаете, как мы все мечтаем в детстве. И один из ее молодых друзей, Павлик, подарил ей статуэтку «Оскара» на день рождения. Как символ ее будущих мировых побед. Я еще тогда посмеялась: «Ты же, — говорю, — русской актрисой стать хочешь. Зачем тебе “Оскар”?» А она мне ответила, что я ничего не понимаю. Лена потом всюду таскала эту статуэтку с собой, где только ни жила. Уж не знаю, в память ли о Павлике или о своей несбывшейся мечте… Мальчик тот погиб во время службы в Ингушетии. Автомобиль, в котором Павлик ехал из Назрани в Беслан, подорвался на мине. — Галина Аркадьевна подошла к высокому обувному шкафчику в прихожей и положила на него ладонь. — Вот тут статуэтка стояла. Я сначала от страха и не заметила, что ее нет.

— Понятно. Из чего статуэтка сделана была?

— Бронза.

— Тяжелая?

— Да.

— Хорошо, давайте тогда пройдемся по остальным комнатам, может быть, увидите какие-нибудь перемены.

Галина Аркадьевна послушно кивнула и прошла вперед. Оглядевшись, она наморщила мучительно лоб:

— Вроде бы все на месте. Хотя… — Она помедлила, словно колеблясь, говорить или нет, и процедила сквозь зубы: — Кольца с рубином не вижу. А должно быть.

— Кольцо?

— Я перед смертью Олега заходила к Лене, Дениске в подарок детский конструктор принесла. И вот здесь, — она показала на книжную полку над столом, — стояла красная бархатная коробочка. Такая изящная, что я невольно взяла ее в руки полюбоваться. Открыла — а в ней кольцо с рубином. Мне даже показалось, что оно старинное. Но я не эксперт, могу ошибаться.

— Возможно, подделка под старину?

— Может быть.

— А могла Елена переставить куда-нибудь коробочку? Допустим, спрятать? Все-таки драгоценностям не место на книжной полке.

— Ах, боже мой, вы просто не знаете мою дочь! Она безалаберная и совершенно равнодушно относится к вещам. Даже к дорогим. Не знаю, может, я виновата, что вовремя не привила Лене любовь к порядку. А может, она сама такая народилась. Но я так и не сумела ей объяснить, почему вещи не должны лежать на виду, особенно дорогие.

— Понятно. Значит, кольцо исчезло. А откуда оно у Елены, знаете?