переносицу.

Во что, черт возьми, я сейчас вляпался?

Ева Кармайкл — воплощение невинного искушения, и я не уверен, что смогу удержаться от того, чтобы не откусить кусочек запретного плода. Плода, который я намерен уничтожить вместе с ее семьей. Мое желание к ней — это осложнение, которое мне не нужно.

Глава 6

Ева

В машине воцаряется неловкая тишина, подчеркиваемая ревом двигателя, когда директор Бирн подъезжает к академии. Он не должен был помогать мне одеваться в больнице, так как это неуместно.

Мое тело покалывает от того, как его пальцы нежно скользили по моей коже. Он как будто старался превратить меня в расплавленную лужу желания, хотя, возможно, это и не входило в его планы.

Я и сейчас все еще ощущаю это сексуальное напряжение, но не могу понять, исходит ли оно от меня или я просто выдаю желаемое за действительное. Конечно, директор Бирн — самый привлекательный мужчина, которого я когда-либо встречала, но я также под кайфом от обезболивающих.

Я ни за что не привлекла бы такого мужчину, как он, тем более что я его ученица, ученица, которую родители отправили сюда, потому что я якобы переспала с уборщиком в моей последней школе. Он может предположить, что я шлюха, которая переспит с кем угодно, и, возможно, он прощупывает почву. Это не шокировало бы меня, так как эта школа необычна.

Директор Бирн с напряжением смотрит на дорогу. Его большие пальцы крепко сжимают руль, костяшки пальцев побелели.

Я не понимаю, почему он так зол.

— Я сделала что-то не так, сэр?

Он усиливает хватку, глаза сужаются, но не отрываются от дороги.

— Нет, почему ты так говоришь?

Я тяжело сглатываю, накручивая на палец локон волос.

— Вы кажетесь всегда таким сердитым. — Я пожимаю плечами, когда его пронзительные аквамариновые глаза на мгновение переходят на меня. — Я подумала, может быть, это потому, что у Вас ко мне претензии.

Из его груди вырывается тихий рокот, когда он качает головой.

— Я не сержусь, Ева.

Я смеюсь.

— Могли бы обмануть меня.

Его хватка становится еще крепче, кожа скрипит под давлением. Напряжение в его плечах и сжатая челюсть, когда он стискивает зубы, указывают на то, что он лжет мне.

Между нами повисает тишина, поскольку он не намерен продолжать разговор, сосредоточив все свое внимание на дороге.

Я смотрю в окно, наблюдая, как исчезает город, когда мы направляемся в лес, усаженный деревьями, где Академия Синдиката скрыта от посторонних глаз.

— Мэн прекрасен, — говорю я, поглядывая на директора. Это так отличается от бетонных джунглей Атланты, в которых я выросла. — Вы видели черного медведя, сэр?

Он качает головой.

— У меня нет времени ходить в лес.

Я чувствую разочарование, что он не поддерживает со мной разговор, но у меня ощущение, что Оакли Бирн — человек, который предпочитает не участвовать в светских беседах.

— Тогда что Вы делаете для развлечения? — спрашиваю я, задаваясь вопросом, занимается ли он чем-нибудь еще, кроме преподавания и управления академией.

— Развлечения? — он усмехается, ухмылка играет в уголках его губ, несмотря на все его попытки сдержать ее. — Я слишком занят, чтобы развлекаться.

Я наматываю волосы на пальцы, сосредоточившись на красивом мужчине, сидящем рядом со мной.

— Это позор. Жизнь слишком коротка, чтобы быть скучной.

Я тяжело сглатываю, думая о своем покойном брате. Его жизнь едва началась, когда эти байкеры забрали его слишком рано. Это жестоко, и хотя мы были такими разными, мы были близки с детства.

— У меня мало свободного времени, учитывая мои обязанности в академии.

Его голос становится мягче, и когда я смотрю на него, напряжение спадает.

— Жизнь пролетит быстрее, чем Вы думаете, — говорю я, качая головой. — Всегда нужно находить время для себя.

Его глаза встречаются с моими, пылая эмоцией, которую я не могу определить.

— Это правда.

Он впервые улыбается настоящей улыбкой, и это зрелище выбивает кислород из моих легких. Это захватывает дух.

— Возможно, я так и сделаю. Как ты развлекаешься? И нельзя говорить «учебой», так как это не считается.

Я вздыхаю, выглядывая в окно.

— Я люблю читать.

Он улыбается.

— Какой твой любимый роман всех времен и народов?

Я хмурю лоб, пытаясь подобрать.

— Это сложный вопрос. Я люблю "Джейн Эйр" Шарлотты Бронте.

Я вижу, как он закатывает глаза при этих словах.

— Но мне нравятся все жанры, а не только романтика. — Я пожимаю плечами. — Что Вам нравится делать? — спрашиваю, желая узнать больше о человеке-загадке.

Напряжение возвращается, когда он прочищает горло.

— Мне нравится рисовать.

Рисовать.

Я не ожидала, что он это скажет, ведь он такой серьезный.

— В самом деле? Что Вы рисуете? — спрашиваю, пока он въезжает через огромные кованые ворота на длинную извилистую подъездную дорожку академии.

Он проводит своей большой рукой по затылку.

— Я не рисовал много лет, но раньше мне нравилось рисовать людей.

— Ух ты, Вы, должно быть, талантливы. Вы писали портреты?

Его взгляд перемещается с дороги на меня.

— В основном обнаженную натуру.

— О, ясно, — бормочу я, жар разливается по моим венам и сжигает меня. — Я хотела предложить Вам нарисовать меня, но это было бы неуместно.

Не знаю, откуда это взялось, но я сразу же жалею об этом. Он бросает на меня горячий взгляд.

— Определенно, — выдавливает он из себя, прежде чем заехать на парковку перед готическим зданием.

Мужчина выходит из машины и обходит ее, открывая мою дверцу. Обнимает меня одной рукой за спину, а другой подхватывает под колени, поднимая так, словно я ничего не вешу.

Я обнимаю его за шею, чтобы поддержать себя, наслаждаясь теплом его тела, прижатого к моему. Я чувствую, как он напрягается, когда несет меня через главный вход в школу, но вместо того, чтобы повернуть направо, он поворачивает налево.

— Может, мне попробовать пройтись? — я спрашиваю.

На его челюсти дергается мускул.

— Нет, в твоей карте сказано, что тебе нельзя вставать на ноги, пока не заживут швы, за исключением кратковременного мытья и посещения туалета.

Он несет меня вверх по нескольким лестничным пролетам, пока не подходит к большой двойной дубовой двери со словом "Медпункт", вырезанным на деревянной вывеске.

Директор Бирн разворачивается и пятится к дверям, которые распахиваются внутрь, прежде чем повернуться обратно.

Медпункт похож на шикарную частную клинику с комнатами, расположенными по обе стороны от большого зала ожидания в передней части, заполненного чрезмерно дорогой мебелью.

Он несет меня в третью комнату справа.

— Это твоя, — говорит он, осторожно опуская меня на кровать. — Сестра Джаспер зайдет через минуту, чтобы