для северных стран, где оказывается «вдруг», что зимой дуба можно дать, если отоплением не озадачиться, зимнюю одежду не купить и оливье на Новый год тазик не настрогать, чтобы неделю о пропитании потом не думать.

– Не знаю, мне на Новый Год не до оливье было, – припомнил Боря настойчивые ласки в четыре руки. – Но подарков отгрёб. Подарки – это часто сами люди, а не вещи.

Боря знал, что лучше, чем пить, это спать с женщинами. Именно так, во множественном числе. Потому что мужиков уже на всех не хватает, дичают. А так и до разложения общества не далеко. Не того мифического, а до конкретного, вынужденно-бытового. Когда один мужик на десять женщин по факту приходится и тому некогда.

Степаныч только отмахнулся, как и от любой экспертной аналитики первых каналов, где половина экспертов по Украине была с самой Украины и прекрасно знала, как русским победить в этой необъявленной войне за их же рубли. При этом называла себя малороссами, а иногда и новоросами для большего разнообразия. Тогда как другая половина украинских экспертов, что определённо хохлы, больше рассчитывала на помощь запада и предпочитала за консультации брать оплату в долларах и евро.

«Политические староверы», – бурчал внутренний голос.

Конечно, те и другие никакого отношения к русским и украинцам, конечно, не имели. Но на всякий случай уже победили. Просто немного потом, не напрягаясь и, возможно, сразу из бани.

«Или хамама», – тут же добавил внутренний голос: «Тут уж где нужда жить застанет. Они ведь все болеют за родину, не вставая с полки в парной».

А на всё это смотрели белоросы и выжидали, пока великоросы перестанут слушать тех и других и сами, наконец, сформируют повестку. А там вместе можно будет дойти до Берлина, прогуляться по Парижу и посмотреть на закаты на побережье Атлантического океана.

Но пока – команды не было. Пока – каша варится. Пока голем то ли сосредотачивается, то ли выходит из похмелья. И ясно только одно – быстро всё не решить. Сон был слишком долгим. В себя надо прийти, посидеть на краю кровати, понять, что происходит.

«И всё-таки определить, кто портит воздух в помещении!» – упорствовал внутренний голос.

– В жарких странах, Боря, никаких пикетов не бывает, – продолжал ликбез Степаныч. – Тут обычно сразу, если что – революция. Так надёжнее. Но ты заметил, что революции обычно происходят там, где для этого всё готово? А вот в «поясе стабильности» ничего такого нет. Не предусмотрено.

– Как нет? – удивился сантехник, которого с детства по сказкам учили, что добро всегда побеждает зло. Учили те же люди, которые совсем недавно считали, что все равны.

Но кто-то оказался ровнее.

– Поводы есть, а ничего другого нет, – добавил мастер по выведению глобализаторов на чистую воду. – Нет революций почему-то в Японии, Южной Корее, Таиланде и Сингапуре. А в «поясе не стабильности» есть. Ну потому что – надо так.

– Кому надо? – рефлекторно переспросил сантехник.

– Надо кому-то оружием торговать и какие-то колонии грабить, а в каких-то опиум выращивать, чтобы наркотики стабильной Европе и Северной Америке поставлять, – разъяснил Степаныч. – Там же настолько скучно бывает, что без кокаина и стрельбы в школах жизнь остроту теряет. А пикеты запрещены, если только профсоюзам не надо.

– А там есть профсоюзы?

– Конечно, есть. Но они – формальность. Вот ты слышал, чтобы те профсоюзы в Швеции или какой Швейцарии бастовали когда?

– Нет.

– Им что, не надо ничего менять, как неугомонным немцам или французам? – возмутился Дедов. – Чем там обещанному среднему классу ещё заниматься, если раз в квартал машины нельзя пожечь и витрины побить? Как квартал прожить без того, чтобы телевизоры вообще без акций домой принести и не в кредит вышло? Страховые компании всё равно своих в убытках не оставят. Чуешь, Борь? Рука руку моет!

– Степаныч, – устал от этого разговора Глобальный. – Я рад, что вы с Зоей путешествуете по всему миру и многое замечаете между купанием в море и принятием мохито у бассейна. Но сам как-то не слежу за внешней политикой. Мне бы за суетой в своём уездном городке уследить. У нас мэр, говорят, со смотрящим подрался. Вот хохма! А потом, как и полагается – сел. Никто бы на этого добряка и не подумал даже. Глаза на плакате были честные-честные!

Глобальный невольно улыбнулся. Лапоть говорил ему и о причинах подобной драки, но о том по телефону не стоит.

А тема была такая: правительство на реставрацию городской набережной тридцать пять миллионов выделило и ещё летом начался процесс преображения, когда фотографию «до» сделали. Там на набережной словно динозавры паслись. Хуже состояния быть не может. Но как время по весне пришло фотографию «после» делать, так и оказалось, что вид только на новую лавочку есть. И пару фонарей по бокам. Ночью смотрится неплохо, но в целом – есть вопросы.

Пока отчёт в мэрии готовили, ракурсы подбирая, тут-то и оказалось, что спиздили едва ли не больше, чем выделили, а смотрящий на лавочку деньги едва ли не из «общака» выделял. Тогда как по тюрьмам и так не сладко живётся с тех пор, как всё меньше людей там греется, а значит и заведение «греет».

Мало того, что люди за пределами решётки «вдруг» потеряли определения самой «средней прослойки» населения и скидываться перестали, так ещё и в тюрьмах «вдруг» просторно стало. Кто сам добровольцем на фронт попросился сразу, кого позже завербовали, а третьих добровольно-принудительно места не столь отдалённые покинуть попросили, чтобы кормёжку по расписанию сменить на сухпаи и новое обмундирование взамен мастерок чётких и штанов с тремя полосками заиметь.

«Лепить из хлеба всё-таки можно и в блиндаже», – заметил внутренний голос.

Шац уверял, что определённый результат в этом есть. А на слуху общества всё больше тот Пригожин, что тоже лысый, но ещё и воюет, а не до эстрады падок.

– Ладно, Борь. Пора мне, – заметив кислую мину сантехника, начал потихоньку сворачивать разговор старик на курорте. Голод со слушателем он уже утолил. На сегодня хватит. – На массаж идём. Тут на Пхукете в одной гостинице остановились, куда к массажистам очередь от соседней гостиницы тянется. Но принимают только женщин. Зоя говорила что-то про раскрытие кундалини. Но я думал, это сорт изюма. А