– Глушков, – ответил он и сразу отвернулся к окну.

– Замерз, Глушков?

Он не ответил и лишь повел плечами. Общение со мной было для него мучительной тяжбой. Закомплексованные больше опасаются доброго отношения к себе, нежели откровенной агрессии.

– Когда поднимемся на "Мир", я постараюсь добыть тебе какую-нибудь одежку, – сказал я.

Бэл повернул голову в нашу сторону.

– Эй, ты! – лениво пригрозил он. – Закрой рот.

– Этот парень плохо одет, – ответил я. – Он замерз.

– Тогда отдай ему свой пуховик! – визгливо вставил Тенгиз. – Позаботься о ближнем, вошь кукурузная! Или слабо?

Он, пританцовывая на месте, уставился на меня. Его физиономия излучала улыбку участника какой-то идиотской телеигры, типа "Выбери друга" или "Угадай, чей зад". Я пожалел о том, что начал с ним разговор. Выходило, что я проявлял добродетель лишь в доказательство своего благородства, и все же расстегнул замок на куртке и стащил ее с себя.

– Ну что вы! – ужасно смущаясь, произнес Глушков и покраснел пятнами. – Не надо!

– Давай, давай, мерзляк! – подзадоривал Глушкова Тенгиз. – Парень расщедрился, чтобы показать всем, какой он хороший. Хватай пуховик, пока дают, не то он сейчас передумает.

Я накинул куртку на плечи Глушкову. Тот покорился. Я стоял перед ним в одном свитере и успокаивал себя тем, что этим поступком нейтрализую грех меркантильных мыслишек относительно Мэд и ее богатого родственничка.

– Теперь вы будете мерзнуть, – заметил мне Эд, делая ударение на "вы". – Так что, собственно, изменилось?

– Теперь мы должны проникнуться глубочайшим уважением и доверием к господину спасателю, – воткнула Лариса и, вздохнув, процедила: – Умираю, хочу в туалет.

Бандиты не слушали нашей вялотекущей дискуссии. Тенгиз распахнул дверь и, прикрывая глаза от снега, всматривался в белую пелену. Все снова повернулись к плюющейся снегом двери спиной, только оцепеневший от моей заботливости Глушков не шевельнулся. Он принадлежал к той категории скромных людей, которые из-за собственной стыдливости никогда не уступают место в общественном транспорте, боясь даже этим поступком привлечь к себе внимание. Если бы я сейчас стал снимать с себя свитер и теплое белье, он вряд ли бы остановил меня и, краснея, молча бы принял одежду.

Сквозь густой туман и штору снегопада проступили бесцветные контуры станции "Мир". Тенгиза что-то насторожило. Он схватил за руку юную леди, притянул и поставил перед собой. Девушка изобразила на своем кукольном личике оскорбленное целомудрие, но жевать не перестала и подчинилась. Лариса с любопытством уставилась на Эда. Тот, поймав этот взгляд, пожал плечами и сказал то, что я потом тщетно расшифровывал целую минуту:

– Совершенно идиотские правила игры!

– М-да! – вскоре резюмировала Лариса и потеряла к Эду интерес.

Серое здание обретало контуры, детали и тени. Вагон, раскачиваясь, как маятник, тяжело стукнулся о край платформы. Чета Власовых, не удержавшись, свалилась на колени Ларисе и Илоне. Тенгиз прижал леди к борту и та певуче вскрикнула: "А-а-у-у-у!". Бэл, подняв автомат стволом вверх, выскочил из вагона, когда тот еще не остановился, кинулся к стене, оперся о нее спиной, глядя во все стороны.

Замерев, мы смотрели на серые стены, дверь, ведущую в тамбур, и маленькое окошко диспетчера.

– Ну, что там? – с надеждой спросил Тенгиз Бэла.

Тот не ответил, вернулся к вагону, мельком осмотрел нас и, схватив за руку Ларису, вытащил ее на платформу.

– Эй-ей! – крикнула она. – Поаккуратнее!

Тенгиз скопировал действия своего коллеги, но грубее. Юную леди под тяжкий вздох Эда он выволок из вагона за ворот комбинезона и толкнул на стену.

– И немку, – коротко приказал Бэл Тенгизу и на редкость неприятно улыбнулся. – Ее пожалеют, бомбами забрасывать не станут.

Я еще не понял, что террористы выбирают только тех, кто им нужен, и взял Мэд за руку, чтобы выйти из вагона вместе с ней, но Тенгиз ударил меня стволом в живот.

– На место! – на высокой ноте прокричал он и показал Илоне свои оскаленные зубы. – Эй, Ева Браун, на выход, одна! С вещами! Шнель, шнель!

Мэд прижала к груди рюкзачок с сапожками, словно он был живым, сильным существом и мог защитить ее и, глядя на Тенгиза затуманенными глазами, отрицательно покачала головой.

– Что-о? Бунт на корабле?.. Бэл! Она хамит!

Если бы Бэла удалось выкинуть из вагона, то с Тенгизом справились бы даже женщины. Я сказал:

– Послушай, немка плохо подходит для роли заложницы. Она не понимает, что ты от нее хочешь.

– Быстрее! – рявкнул Бэл.

У юной леди, которая стояла за спиной Бэла и прижималась к стене, проявилось естественное человеческое чувство.

– Эд! – позвала она. – Мне страшно.

– Все будет хорошо! – пообещал из вагона Эд и уставился на стрелки часов.

Неожиданно меня потеснил сзади Глушков и вышел на платформу.

– Куда?! – вспетушился Тенгиз и приставил к его подбородку ствол автомата.

– Она еще совсем ребенок, – произнес Глушков, не смея шелохнуться.

Я сначала подумал, что он имеет ввиду Мэд.

– Кто ребенок?! Эта?! – злорадно взвыл Тенгиз, кивая в сторону жующей леди. – Да этот ребенок из-под мужиков часами не вылезает!

– Я ее знаю, – тихим голосом сказал Глушков и плотнее прикрыл грудь моим пуховиком. – Она больна. У нее туберкулез. Девочка может задохнуться на высоте.

– Нет! – рыгнул Тенгиз.

– Я пойду вместо нее. Я сделаю все, что вы скажете, – умолял Глушков и вдруг, к моему удивлению, рухнул на колени и прижался лицом к джинсам Тенгиза. – Очень прошу, очень прошу…

– Вот блюдолизый мерин, что творит! – выкрикнул Тенгиз, удивленный поступком Глушкова не меньше нас, и оттолкнул его от себя.

– Пусть остается, – сказал Бэл, с выражением гадливости глядя на Глушкова. – А девчонку – в вагон.

Не дожидаясь помощи Тенгиза, леди впорхнула в наш круг и спряталась за Эдом.

– Ну вот, – сказал Эд, старательно придавая голосу будничный оттенок. – Я ведь говорил тебе, что все будет хорошо. Я всегда знаю, что говорю! – И потрепал девушку по щеке.

Тенгиз, отыгрываясь за леди, грубо схватил Мэд за руку:

– Пшла, говорю!

Я несильно ударил его в плечо.

– Оставь ее!

Тенгиз раскрыл рот. Его авторитет стремительно падал. Оказывается, ему можно было перечить, и этому открытию террорист, похоже, удивился больше, чем я. Какое-то мгновение он стоял ошеломленный собственной беспомощностью.

– Еще один защитник! Я тебя урою, – не совсем уверенно пригрозил Тенгиз, но ничего не предпринял.

Я навалился на него, оттеснил на полшага. Мэд оказалась за мной. Тенгиз шевелил пухлыми губами, сдвигал к переносице неопрятные, разросшиеся кустами брови, утробно рычал, и все же пятился к двери, не в силах противостоять мне. Мы не сводили друг с друга глаз. В его крупных карих зрачках я видел две пешки. Отраженные, мои лица казались выпуклыми, дебильными и